Все, что мы когда-то любили

22
18
20
22
24
26
28
30

Даша слышала, как пьют и гуляют, проматывая зарплату, чужие отцы, и удивлялась: вот как бывает! И в который раз понимала, какая она счастливая. У нее в семье лад, любовь и благополучие.

Папы не стало, когда Даша училась на первом курсе. Сердце, скоропостижная смерть. И обе женщины застыли в растерянности – как им теперь жить? Как и на что? Папа был всем, папа за все отвечал. Они были спокойны, беззаботны и счастливы. Но это все в прошлом. Теперь они одинокие, растерянные, насмерть перепуганные, бестолковые, ни к чему не способные клуши. Они ничего не умеют и совершенно беспомощны.

Через полгода после папиной смерти пришло грозное уведомление, что их долг по квартплате и коммунальным услугам дает право жэку подать на них в суд. Господи, они просто забыли! Забыли, что за квартиру надо платить. К тому же ни свет, ни газ они считать не умели, так же как и заполнять платежные квитанции.

«Нелепые, – думала Даша, – какими же мы оказались нелепыми!» Мама не плакала. Глядя в окно, молча пила утренний кофе, теперь безо всяких гренок и блинчиков, которые ей делал к завтраку папа. Выпив кофе, мама причесывалась, надевала первое, что попадалось под руку, и шла на работу. Краситься она перестала.

Мама служила в канцелярии медицинского института. Придя с работы, молча переодевалась, пила чай «с чем придется» и уходила к себе. Даша ее не тревожила. Мама не убирала квартиру, не готовила обед и не ходила в магазин.

– Даша! – Она возникала в дверном проеме. – Ты хлеб купила? А молоко? С чем я завтра буду пить кофе?

Даша одевалась и шла в магазин. Что поделать, мама привыкла, что о ней заботятся… Теперь, как могла, это делала Даша.

Спустя время Даша думала: «А ведь мы после ухода папы так ни разу и не поговорили! Не поплакали, не обняли друг друга, не утешили – ничего! Две осиротевшие, растерявшиеся женщины. Как-то это неправильно…»

Но мама есть мама, ее не изменишь. В общем, жили как хорошие соседки – ни скандалов, ни обид, ни претензий: «Привет. Привет. У тебя все нормально? А у тебя? У меня все хорошо. И у меня все нормально». И расходились по своим комнатам. Но Даша была молода, и у нее была куча дел и делишек! В конце концов, у нее был роман. Да, да, настоящий взрослый роман! И вообще – она собиралась замуж!

Мишка. Любимый. Самый лучший. Нет, правда! Он так понимает ее, так жалеет! Вот, например, когда она провалилась в глубокий снег в лесу и набрала полные сапоги, Мишка тут же стянул их вместе с промокшими носками, растер руками красные озябшие ступни, дышал на них и даже пару раз чмокнул. От смущения она завизжала. А Мишка снял свои сухие носки, надел на Дашины ноги, вытряхнул и протер своим шарфом ее сапоги и, убедившись, что все в порядке, наконец успокоился.

Мишка занимал очередь в буфете и, если она не успевала, брал ей винегрет, ореховую булочку и сладкий чай – все, что Даша любила. Мишка подарил ей большого серого медведя с черными влажными и печальными глазами. «Правда похож на меня?»

Даша смеялась.

Медведя Даша тут же одела: ползунки, майка, ботиночки, шарфик. И новый любимец прочно занял место на ее кровати. Засыпала она с ним в обнимку.

Летом в каникулы они поехали путешествовать – Кострома, Ярославль, Плес, Суздаль, Владимир. Когда на автобусах, когда на попутках. Ночевали в лесу или просились в деревенские избы. И это было счастьем. Как хорошо им было вместе, вдвоем. И ни разу – ни разу! – они не поссорились.

Из того путешествия Даша вернулась беременной.

– Отлично, – воскликнул Мишка. – Значит, буду отцом! Ну а ты, Дашка, матерью!

– Какой матерью, каким отцом, – рыдала Даша. – Нам по восемнадцать, мы сами дети с соплями под носом. Два нищих студента. Вот где, например, мы будем жить? У тебя? Нет, извини! Жить со свекровью? У меня? Ты вообще знаком с моей мамой? А тут пеленки на веревках, коляска в коридоре, крики младенца! Не-е-ет. – Даша мотала головой. – Да она нас и не пустит. Ларисе Владимировне главное тишина и покой. И меня на всех вас не хватит – на нее, ребенка и тебя.

Мишка нес околесицу: «Пойду работать, снимем квартиру». Наивный дурак. Ничего он не понимает и ничего не представляет, ничего.

О господи, настоящий, живой ребенок! А институт? Даша бросит институт, останется неучем?

– Нет, никакого ребенка. Мы просто не справимся. Ты даже не представляешь, что такое младенец.