Нисшедший в ад

– Для людей до Иисуса власть и насилие были одно. То есть власть – это царство удовольствий для властителей и принуждение, несвобода для подчиненных. Один повелевает, другой вынужденно подчиняется. Такая власть – понятие права. Прав тот, кто властвует и неправ тот, кто в подчинении. Такое понятие о власти есть величайшее зло, ибо она покупает мерзкие удовольствия властителей за слезы и кровь угнетенных людей, у которых отобран один из величайших даров Бога – свобода выбора. Ни один человек не посмотрел на власть как на понятие нравственное. Поэтому все властители этого мира, даже те, кто вначале хотел блага, не осуществили истинной власти на земле. Человеческая природа, отравленная яйцехоре, и логика правовой власти быстро приводили к насилию как закону власти. Строгость, бич и меч, подкуп, запугивание, система наказаний – методы такой власти, чтобы добиться покорности и послушания. Даже мудрый Соломон, – добавил шепотом Симон, чтобы его не услышал Матфей, – ошибался. Он, например, утверждал родительскую власть на насилии: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына, а кто любит, тот с детства наказывает его». Но любовь и насилие несовместимы, как несовместимы аромат и зловоние. Учитель наш сказал, что власть и любовь должны быть одно. Итак, власть понятие морали.

– Значит, Иисус должен стать нашим царем и восстановить Израиль, утвердить иудейскую веру, – сказал Иуда, проговаривая свои мысли вслух. – Почему Он отказался от трона в окрестностях Вифсаиды? Почему в Десятиградии Он накормил четыре тысячи греков семью хлебами? Почему не пойдет и не возьмет трон Давида?

– Учитель знает, что делает, – ответил Симон. – С Ним Бог-Отец, с Ним Истина.

Подошли троюродные братья Иисуса по плоти. Иуда Иаковлев по прозвищу Фаддей и Иаков Алфеев. Их юные лица были радостны. Они прошли в глубь террасы и как бы спрятались за кадкой с карликовой пальмой. Оттуда иногда доносился их детский шепот и взрывы негромкого смеха.

Иуда, когда они проходили мимо него, лишь скользнул невидящим взглядом по «этой зелени». В его мозгу вертелся вопрос, вернее, два вопроса, но его внутренний голос посоветовал ему поостеречься и продолжить разговор в прежнем русле. Но язык его подвел: хотя заветных вопросов с него и не слетело, но Иуда почему-то спросил Симона:

– А Иаков, сводный брат Иисуса, тоже Его ученик?

– Иаков, сын Иосифа-плотника? – уточнил Симон. – Да, можно сказать, ученик… Да и остальные его сыновья и дочери ученики Иисуса.

– А сколько у Иосифа детей от первой жены? – удивленно спросил Иуда.

– Четыре сына и две дочери – Иаков, Иуда, Иуст, Симон, Ассия и Лидия. Иаков самый старший. Он теперь уже старик совсем. Когда в мир родился Учитель, все дети Иосифа уже были взрослыми и жили отдельно. Иаков же с рождения был посвящен в назореи. [Назореи (ессеи) – представители одной из трех иудейских сект. Они не вступали в брак, не ели мяса, рыбу, ели пищу, приготовленную на жарком солнце. Учение их испытало сильное влияние зороастрийской религиозной мысли. В общине ессеев воспитывался и маленький осиротевший Иоанн Креститель. – В.Б.]

– Да, так ты утверждаешь, что власть и любовь должны быть одно?

– Не я утверж…

– Это неважно, – перебил Иуда. – Мне не понятно, что такое любовь?.. и что тогда власть? Вот Соломон любовь к сыну измеряет розгой. Точного бы определения, а то размыто всё как-то.

– Власть – это деятельная, ответственная любовь, сила любви, – сказал Симон и потянулся рукой к вазе за новым померанцем. – А вот любовь…

– Не тяни, Кананит. Любовь – это…

– Понимаешь, Искариот, любовь это, когда себе скорее руку отгрызешь, чем причинишь страдание ближнему своему, когда в геену огненную спускаешься, чтобы своим телом оградить ближнего от огня, когда, себя не жалея, радость и благо несешь ближнему… Вот Соломон розгой измеряет родительскую любовь к сыну, а чем измерена родительская любовь в Иисусовой притче о блудном сыне? Вернулся непутевый блудный сын и получил от родителя своего вместо упреков и тумаков, слезы радости родителя о возвращении и роскошный обед как знаки любви. Любовь – это не намерения, а поступки. Вот назови мне хотя бы одного правителя, князя, царя, – сейчас или в прошлом, – который бы так относился к людям. Ибо людям мешают жить две ложные веры – вера в доброго царя и вера в жестокого Бога.

– Так вот я же и говорю об этом!.. – воскликнул громко Иуда, ударив себя в грудь кулаком. – Только Иисус…

– Мы только что такое видели! – воскликнул взбежавший на террасу Нафанаил Варфоломей. Он прислонился к колонне, чтобы отдышаться. Щеки его горели.

Следом за ним подошел спокойный с виду Филипп.

– Что случилось? – спросили Симон и Матфей. За пальмой в кадке тоже притихли.

– Мы с Филиппом, – сказал Нафанаил, – гуляли в окрестностях Иерихона…