Нисшедший в ад

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я тоже только слышал, – ответил Никодим, не желавший обсуждать с этим фарисеем то, что было для него так дорого. – Лучше скажи, кто тот фарисей со светлой бородой? Он мне незнаком.

«Очень интересное лицо, – подумал Никодим. – Как странно, мне кажется, что я его уже видел. Но я его не знаю».

– Тот со светлой бородой? – переспросил Феофил. – Да это же Иосиф из Аримафеи. Он обычно избегает собраний, под различными предлогами отказывается, а тут вдруг приехал. Вероятно, исчерпал все причины для отказа.

– Веселый ты человек, Феофил.

– У нас в Фаре новый Мессия еще не появлялся, так что нам грустить нечего.

– Познакомил бы ты меня с этим Иосифом.

– Если желание твое таково, то нет ничего легче. Пойдем. – Они встали, но остановились, потому что Иосиф, оглянувшись на Никодима, вдруг сам направился к нему.

Иосифу уже было за тридцать лет. Он был не слишком высок, со скуластым мудрым лицом. Большие серые глаза его словно пронизывали собеседника, как два острых меча. На вид строгий и неприступный; необычайного ума, умеющий вести беседы на любую тему, прочитавший много книг, изучивший многие науки, почитатель Платона, Зороастра и древних еврейских мистиков, в душе он был очень добр и мягок. Он любил уединение, но был и активно деятелен, когда кто-то нуждался в его помощи. Ненавидел отрицательные стороны в движении фарисейства, поэтому и избегал собраний. В Аримафее он был человеком очень значительным и уважаемым, к его мнению прислушивались. Поэтому на этот раз Каиафа лично от себя прибавил убедительнейшую просьбу быть на этом собрании. Иосиф сначала отбросил от себя пергамент, но, подумав, все-таки решил посетить дворец Каиафы.

Иосиф подошел к Никодиму и Феофилу и приветствовал последнего.

– Иосиф, – обратился к нему Феофил, – знаешь ли ты фарисея Никодима, прославленного в народе иерусалимском за добрые дела и верно служащего Закону и вере нашей?

– Мир тебе, Никодим, – ответил Иосиф. – Я много слышал о тебе и рад, что теперь узнал тебя.

– Мир и тебе, Иосиф, – ответил Никодим.

Они смотрели друг другу в глаза, и этот взгляд сказал им двоим о многом, словно искра прошла между ними.

Но они не смогли далее продолжить беседу, потому что в эту минуту вышли два служителя Храма и, отворив двери в круглый зал для собраний, пригласили всех присутствующих войти. Когда все заняли места, вошел первосвященник Каиафа в праздничной эфоде в сопровождении нескольких служителей Храма. Он был бледен, глаза его сверкали. Один из служителей подал ему свиток с печатью. Каиафа развернул его, пробежал глазами, свернул его и ткнул в сторону, где его принял один из служителей.

– Вы знаете, какие беспорядки произошли в Иерусалиме и других городах и селениях земли Ханаанской, – начал Каиафа. – Враги нашей веры грозят нам несчастьями и бедствиями Иерусалиму…

«Что это? – не понимал Никодим, вслушиваясь в слова первосвященника. – Кто грозит? Какими бедствиями? Вздор какой-то».

Иосиф Аримафейский сидел рядом с Никодимом и, не глядя на Каиафу, молча и неподвижно слушал первосвященника. Каиафа говорил туманно, общими фразами. Ясно было одно, что он растерян и чем-то испуган. Не называя имен, он говорил о беспорядках, опасности, но тут же предупреждал, чтобы никаких действий ни фарисеи, ни саддукеи, ни служители Храма и синагог не предпринимали. Один из служителей подал ему чашу, и все заметили, как дрожали руки Каиафы.

– Пусть враги нашей веры, – продолжал Каиафа, – грозят нам, пусть. Они бессильны. Бог защитит нашу веру и святой Иерусалим. Встанет народ на защиту нашей веры. А мы, верные служители Закона, должны с презрением, с глубоким презрением, смотреть на врагов наших…

Собравшиеся совсем не того ожидали, поэтому стали скучать, вспыхнули стихийные разговоры на местах, Каиафу уже никто не слушал.

Наконец Каиафа назвал имена нескольких фарисеев и саддукеев, а также членов Малого синедриона. Те вышли, и он удалился с ними для тайного совещания. На этом общее собрание и было закончено. Все стали расходиться, обмениваясь впечатлениями от нелепого, на первый взгляд, собрания.