Нисшедший в ад

– Чашу Мою будете пить, и крещением, которым Я крещусь, будете креститься. Но дать сесть у Меня по правую сторону и по левую – не от Меня зависит, но кому уготовано Отцом Моим.

После этих слов братья устыдились, и они отошли в сторону. Но так как не любят, не терпят люди свой грех, прегрешения или проступки в других людях, то остальные ученики, участвовавшие в споре, возмутились поступком братьев и вознегодовали на них, хотя и сами думали до этого просить Иисуса о подобном же.

– Как так можно было просить? – гремел возмущенный Петр и пожимал плечами. Его поддерживали остальные.

– Поверьте, нам очень стыдно, – сказал Иоанн. Иаков молчал и прятал глаза.

Нафанаил вдруг заплакал, и все, зная его впечатлительность и ранимость, бросились его утешать.

Все же остальные ученики в душе порадовались тому, что они не пошли к Иисусу с такой просьбой.

А мрачный Иуда вышел из дома и побрел из Виффагии в Иерусалим. В этот же вечер он еще раз посетил бывшего первосвященника Анну. Иуду снова долго не принимали, а когда приняли, то встретили очень недружелюбно.

– Зачем ты снова пришел? – хмуро и надменно спросил у него Анна. – Я сказал тебе, чтобы я больше тебя не видел. Тебе заплатили деньги, вот ступай и выполни, что от тебя требуется.

Иуда улыбался и кланялся. Чем больше оскорблял его Анна, тем ниже он кланялся. Он, всегда гордый и независимый, сам с первого взгляда возненавидел Анну, но Иисуса он ненавидел больше.

– Прости, Анна. Но Иуда так любит деньги, что ослепленный их блеском и оглушенный их звоном я забыл у тебя тогда спросить самое главное.

– Что? – коротко спросил Анна.

– Когда? – так же коротко спросил Иуда.

– Что «когда»? – недоуменно и с отвращением разглядывал Анна предателя.

Иуда еще шире улыбнулся, и Анне вдруг захотелось пнуть его ногой прямо в улыбающееся лицо.

А Иуда молчал и улыбался.

Анна повернулся к Иуде спиной и схватил со стола какой-то пергамент, видимо первый попавшийся и совсем ему в данную минуту не нужный.

– Я сказал тебе, что не получишь больше ничего. Ни обола сверху, – процедил Анна сквозь истлевшие зубы.

– А Иуда разве сказал что-либо о деньгах? Иуда все понял. Но в какой день?

Анна наконец понял, чего добивался Иуда. «До чего он все-таки ненавидит Его!» – мелькнула вдруг мысль в голове бывшего первосвященника.

Тут у Анны был свой расчет. Его зять, Иосиф Каиафа, торопился и не раз говорил о том, что Иисуса должно убить до праздника. Дело в том, что он опасался, как бы в день праздника пасхи, в который принято миловать одного из преступников, таким помилованным преступником не оказался Иисус. Анна же знал, что у римлян назначены ближайшие казни в день пятницы, а после заката солнца уже начиналась суббота, праздник пасхи. Об этом знал и Каиафа, поэтому и предлагал убить Иисуса тайно и не доводить Его дело до суда у Пилата. Но Анна на этот счет был спокоен. В пятницу римляне собирались казнить троих преступников. Двое из них убили нескольких римских солдат, поэтому помилованными они быть не могут. А вот Иисус Варавва мог быть помилован. Если Иуда выполнит то, что обещает, то Иисус Галилеянин будет обвинен в государственном заговоре и, следовательно, из двух Иисусов выберут для помилования Варавву. Это во-первых. Во-вторых, римляне добивают обычно приговоренных к казни, если казнь приходилась в какой-нибудь иудейский праздник, или если они могли остаться до субботы. Анне очень хотелось поскорее убить Иисуса, ибо он знал, что на кресте иногда умирали и по три дня. А вдруг кто-нибудь ночью снимет Иисуса с креста и вылечит Его? Иисус молод, силен, здоров, может долго прожить на кресте, а поклонников у Него много, даже из богатых людей. По расчету Анны, казнить Иисуса нужно только в канун праздника. Ведь накануне праздника и в самый праздник синедрион не имел права присудить к смерти кого-нибудь. Значит, Иисус будет судим римлянами. Это уже в-третьих.