Нисшедший в ад

– Мир лежит во лжи, – сказал Филипп. – Первый шаг отречения от мира – это отречение от лжи, от всех ее видов и проявлений. Ложь кажется безобидной: что она в сравнении с предательством или убийством? Но это тоже один из великих обманов. Ложь и есть корень всякого зла. Из нее родятся и предательство, и убийство, и прелюбодеяние… Вернее, так: Ангел отверг Любовь и превратился в дьявола, породив ложь, из лжи родилось прелюбодеяние, – ты следишь, Иуда? – а из прелюбодеяния, то есть от несхожих друг другу начал, родились предатель и убийца. Одно маленькое слово лжи содержит в себе и самоубийство, потому что солгавший убивает часть своей души, и прелюбодеяние, потому что ложь и человек – несхожие начала, и предательство, ибо ложью человек предает и Бога, и себя, и другого человека, которому лжет, и убийство, потому что солгавший убивает в другом человеке веру, а значит, убивает и самого человека, брата своего, и воровство, так как солгавший крадет правду у себя и у брата своего. Ложь подобна нильскому крокодилу, лежащему неподвижно на поверхности реки, словно безобидное бревно, за которое кажется можно ухватиться спасаясь. Но крокодил тут же вцепляется в свою жертву и не отпускает ее, покуда не затянет ее на дно и по кусочку всю не съест…

– Филипп, ты увлекся, – заметил Иуда, слабо усмехнувшись. – Мы о любви говорили. Как несовершенство этого мира отражается на любви?

– Мир несовершенен – он отравлен ложью, пропитан ею во всех сферах, в том числе и в сфере любви. Не в одном лишь чертоге женщина и мужчина должны соединиться, они должны соединиться в одного человека еще здесь на земле, еще тогда, когда оба имеют плоть. Сказано: «И будут одна плоть». Пока человек только мужчина или только женщина, это получеловек, он не совершенный человек. – Иуда понял, что Филиппа в некотором смысле понесло, и внимательно слушал. – Ибо первоначальный таинственный Божий образ, по которому создан человек, – это истинное единство двух основных сторон его, мужской и женской. Но истинное единство дается только любовью, потому что любовь торжествует над смертью: не отделяет смертное от бессмертного, а временное от вечного, а обращает смертное в бессмертное, а временное в вечное, не отрицает плоть, а ее перерождает, спасает и воскрешает. Но дьявол этого ужасно боится и не хочет. Он делает всё для того, чтобы любовь между мужчиной и женщиной не состоялась. Вот почему настоящая взаимная любовь двоих так редко встречается. Дьявол пропитал наш мир ложью, и люди в любовной тоске, измученные любовью и одиночеством, стали обманывать сами себя – либо просто сходятся без любви из-за потребности, либо (что приличнее) вступают в брак без любви. Но оба не соединяются, а остаются одинокими, что ведет к смерти, так как человек от рождения эгоист, а брак без любви ведет к процветанию эгоизма вдвоем, а когда появляются дети, то к эгоизму втроем, вчетвером и так далее. Дети, выросшие в браке без любви, сами несчастны и тоже вступают в брак без любви. И эта ложь повторяется из поколения в поколение.

Любовь многолика и многообразна. Кроме любви к себе, свойственной демонам, всякая любовь священна, ибо только любовь заставляет человека, эгоистичного от рождения, то есть придававшему значимость только себе одному, не в рассудке, а в живом сильнейшем чувстве, в величайшем наслаждении или при неразделенной любви – в невыносимых муках переносить значимость с себя на другого или другое, даже мысль без любви бесплодна, но только в любви между мужчиной и женщиной выполняются два важных условия, которые полностью уничтожают эгоизм в человеке: во-первых, оба любящие равны, и равно и полно, и душой и плотью, взаимодействуют между собой, во-вторых, они дополняют друг друга необходимыми свойствами, которые у них абсолютно различны, до полного совершенства. Здесь полная и всесторонняя взаимность. Но любовь нужно воспринимать не пассивно, мало чувствовать, нужно знать, куда зовет любовь, что нужно делать, другими словами – любви нужно учиться…

«Учиться? Где-то я уже это слышал», – подумал Иуда, вспомнив Иакова Зеведеева, хотя тот и говорил несколько туманно, да и не об одной половой любви, а вообще о любви.

– Говорят, любовь слепа. Вот еще одна ложь. Любовь ужасно зрячая, можно сказать – она всевидящая. В любовном восторге человек видит в другом человеке (отсюда и такое восхищение любимым человеком, которое не понятно для посторонних людей) его истинный, идеальный образ, который просвечивает сквозь действительного человека со всеми его недостатками, о которых влюбленный тоже знает и которые очень хорошо видит. Этот идеальный образ есть истинным Божиим образом человека, таким он не есть в этом несовершенном мире, но таким он станет в будущем, когда восполнит свой истинный образ. Каждый из любящих созидательно восполняет образ Божий в друг друге и тем самым через любовь друг к другу восполняет образ Божий в самом себе, но так как в себе силы для этого не имеют (а если бы имели, то не нуждались бы в восполнении своего образа), то силу берут у Бога. Так создается истинное единство мужчины и женщины, не теряющих при этом своей личной значимости, то есть соединение мужчины и женщины в неоскверненном виде, что и есть основной задачей половой любви.

– Ах, как всё это сложно. И трудно, – заметил Иуда.

– А жить в несовершенном мире вообще трудно, но любовь движет нами. Влюбляясь, мы чувствуем в себе огромные силы, чувствуем, что на всё способны и преодолеем любые препятствия. И это чувство истинно. Но когда человек не знает, не понимает задачи любви и не слышит, куда его зовет любовь, когда он просто наслаждается чувством и ничего не делает дальше, когда в случае счастливой, взаимной любви останавливается в браке как в завершенной, застывшей, несовершенной форме, считая при этом, что он уже сделал все, что можно сделать, и не идет дальше к истинному браку, который не от людей, но от Бога, тогда любовь умирает, а мужчина и женщина остаются несчастными, одинокими и смертными, и только руками разводят: куда же девалось то первоначальное, такое сильное чувство? Тогда говорят, что оно обратилось в привычку, такова жизнь. А на самом деле всё в отсутствии деятельной веры в Бога, в любимого человека, нравственного подвига и труда, что вместе и есть творческой любовью.

Иуда, выслушав Филиппа, вдруг бросил его у светильника и в задумчивости пошел один к дому Лазаря.

Был тот вечерний час, когда Иисус обычно собирал Своих учеников и учил их. Гости уже разошлись по домам своим и были убраны столы в саду. В доме вокруг Иисуса собрались ученики и те, кто шел за Ним. Последними в дом вошли Филипп и Андрей. Иуда пропустил их в дверях, а сам остался у порога. В комнате было тесно, даже Марфе не было где сесть и она стояла у очага, прислонившись к стене. Рядом с ней стоял и фарисей Симон Прокаженный, а Лазарь, чтобы ученикам было больше места, вышел во двор, сел на скамью, оставленную возле порога, и оттуда приготовился слушать Иисуса. Обе Марии, Магдалина и сестра Лазаря, сидели на полу у ног Иисуса. Иуда стоял в дверях, прислонившись плечом к косяку. Он был бледен и угрюм, – никого не замечал из тех, кто окружил теперь Иисуса. Огневым взором, в котором сейчас потухли зеленые искры, но горел мрачный, жадный красный огонь, он глядел на светлый лик Иисуса.

«Бог сердца моего и изверг души моей, – думал он, – кому признаешься Ты в любви? Всем, только не мне. Ты сейчас и не глядишь на меня, но взгляни, прошу Тебя. Я весь мир отдам за один только Твой взгляд. Взгляни, как душа моя истекает кровью, какие тяжелые бурые капли со стуком падают на землю и заливают след Твой. Ты знаешь, что я – засохшая ветвь, которую отрубают и бросают в огонь. Ты, наверное, знаешь и об Анне, и о серебряниках, зарытых в Саду. Так возьми же Своими руками эту ветвь и брось ее в огонь. Но Ты не сделаешь этого. Даже засохшую ветвь Ты возьмешь в Свои Божественные руки, чтобы Своим благодатным прикосновением оживить ее. Но я не хочу Твоей жизни, я уже сам не хочу Твоей любви, ибо я устал».

– Если заповеди Мои соблюдете, – в это время говорил Иисус, – пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Любви Его. Радость Моя в вас пребудет и радость ваша совершенна. Сия есть Моя заповедь: любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит жизнь свою за друзей своих. Вы друзья Мои, и Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего. Не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод, и чтобы плод ваш пребывал, дабы, чего не попросите от Отца во имя Мое, Он дал вам.

Иуда судорожно перевел дыхание, резко обернулся, вышел из дома и тут же наткнулся на Лазаря, который сидел на скамье у порога.

– Куда же ты, Иуда? – спросил он, вскочив со скамьи и придержав споткнувшегося Иуду за локоть, чтобы тот не упал.

– Так, захотелось вечернего воздуха глотнуть, – хрипло ответил опешивший Иуда.

– Что же, иди, – ответил Лазарь, сел снова на скамью и повернул голову в сторону отворенной двери.

Но Иуда медлил уходить, он искоса оглядывал Лазаря. Тихий, спокойный и уверенный мужчина тридцати лет, привыкший брать всю ответственность на себя. Тихо живущий, но довольный своей непритязательной жизнью, потому что точно знает, что таковая жизнь ему и определена, и он идет этой узкой дорогой и не пытается даже заглянуть за горизонт. Что же, так и надо? Нет, все-таки Лазарь заглянул за горизонт, да еще за какой! Не своею волею, но так ему пришлось, так было суждено. Но кто же судил?

Иуда сел рядом с Лазарем.

– Я понимаю, Лазарь, – начал Иуда, потирая свою коленку, словно она у него болела, – как надоели тебе всякие расспросы. Но, может быть, ты что-нибудь скажешь Иуде?

Лазарь посмотрел на него с удивлением.