Тотчас по объявлении войны мне показалось, что принц Кобургский, будучи осведомлен обо всех особенностях, касающихся Хотина, благодаря близкому своему расположению к городу, рассудил, что овладеет им без труда. Получив затем известие о скудости провианта, хранящегося в городе, он захотел принудить его сдаться за отсутствием припасов. Экспедиция господина Фабри[1418] была совершена с одной лишь целью уничтожить все склады и удалить все вражеские войска, что были в Молдавии, и благодаря столь удачно принятым мерам сей город терпит бедствие, подтверждения чему приходят со всех сторон. Если дело и впрямь обстоит так, то город несомненно должен сдаться, а прибавление войск ничему не послужит. Однако по требованию принца Кобургского я отдал повеления генералу графу Салтыкову направить одну из его бригад, ближайшую к Окопи, и взять там две сотни казаков, дабы нагляднее показать неприятелю наше соединение. Я полагаю, что ныне гораздо важнее узнать, где располагается главный лагерь турок и великий визирь и в какую сторону они повернули главные свои силы, которые, вероятно, могут устремляться с одной стороны лишь к Белграду, а с другой — лишь к Очакову и Бендерам. В таком случае Хотин не только перестанет быть важным объектом, но может даже стать препятствием для получения многих преимуществ, если мы сосредоточимся на нем, не позаботившись о тяжелой артиллерии и необходимых для осады по всем правилам машинах, что помешает неприятелю или застанет его врасплох, если он устремится на помощь, или принудит идти далеко в обход, если он подступит с другой стороны.
Я сделал все, что мог, любезный принц, дабы ускорить предприятия принца Кобургского в час, когда каждый корпус мог извлечь выгоду из возможностей, дарованных местностью и обстоятельствами. Но ныне, когда генеральный план операций должен быть единственным руководством и единым правилом для всех наших действий, в особенности для армии, которая по составу своему и количеству войск была предназначена лишь для помощи другой армии, я не имел возможности позаботиться в равной мере о двух предметах, столь далеких друг от друга.
Я весьма признателен, любезный принц, за все лестные и учтивые выражения в Вашем письме в мой адрес. Заверения Ваши в дружбе ко мне суть справедливый отклик на все чувства, что я питаю к Вам. Я не пожалею ничего, дабы они сохранялись неизменными, о чем прошу и Вас. С наиподлиннейшим удовлетворением узнал я о награде, полученной намедни Вашим сыном за свою службу. Сколь сладко и славно видеть отцу, как его сын вступает на поприще столь выдающимся образом. Примите заверения в моем искреннем сочувствии сим успехам, а также в глубочайшей почтительности, с которой я имею честь быть,
любезный принц,
Липовец, 14(25) мая 1788 года.
P. S. Вы спрашиваете меня, любезный принц, где я рассчитываю разместить свой штаб. Я сегодня буду в Немирове[1419], где однако нисколько не задержусь, желая как можно скорее подойти к Днестру и переправиться через реку.
П. А. Румянцев принцу де Линю, Липовец [> 20(31) мая 1788 г.][1420]
Любезный принц,
Вам известно, что всякое изменение планов требует новых договоренностей, и те из них, что прямо противоположны и зависимы от других, должны, натурально, встречать множество препятствий. Именно таково, любезный принц, мое нынешнее неприятное положение, и я весьма досадую, что невзирая на то, что в высшей степени желаю упредить Ваши стремления, обстоятельства отнюдь не благоволят ко мне, ибо я не имею никаких вестей ни от князя Потемкина, ни от графа Салтыкова. Посему я отправил вчера курьера к графу, дабы узнать, что могло воспрепятствовать его продвижению и соединению.
В сию пору лишь барон Эльмпт подает мне вполне добрую весть. Он пишет, что один из его отрядов, узнав, что султаны и якобы даже хан идут маршем от Бендер к Хотину, двинулся им навстречу и принудил их отступить к деревне Олеш Кани, неотступно преследуя силами арнаутов и казаков. Сии же части, приступив с другого бока к Хотинской райе[1421], повстречали Ваши патрули, ничего о неприятеле не слыхавшие и его не видавшие. Он послал ко мне офицера армии Его Императорского Величества по имени Микашинович[1422], который говорит, будто был взят в плен турками и нашел средство сбежать во время их марша к Дунаю. Я отправил его с курьером, которого Ваша Светлость соблаговолила ко мне послать. Ничто так не утешило и не обрадовало бы меня, как возможность явить свое усердие к общему делу, полную взаимность чувств в отношении Вашей Светлости и глубочайшее уважение, с которым я имею честь быть,
любезный принц,
Вашей Светлости
P. S. Закончив писать, я вскорости получил письмо от князя маршала[1423] от 27‐го числа из Елисаветграда, которым он мне сообщает, что капитан-паша[1424] прибыл 20‐го числа в Очаков с отменным флотом, полным войск на борту, и что его люди, переправившись через Буг, продолжают маршировать к месту своего назначения. Он ничего не говорит мне ни о нашем флоте, ни о флотилии, но повествует о довольно редком среди моряков поступке, а именно, как один из наших офицеров по имени Сакен[1425], став на стоянку близ Кинбурна и не видя никакого способа спасти свое судно, в миг, когда его окружили неприятельские суда, предпочел смерть рабству и удачным или неудачным образом взлетел на воздух. Если все сии вести не ускорят Ваш отъезд, я надеюсь иметь удовольствие и честь увидеть Вас завтра в Немирове, проезжая мимо острова Ислей[1426].
Принц де Линь П. А. Румянцеву, лагерь близ Очакова, 2(13?) октября 1788 г.[1427]
Господин маршал,
Одна из причин, которая заставляет меня более всего желать взятия Очакова, — это иметь честь и возможность завершить кампанию пред очами Вашего Превосходительства и, осмелюсь сказать, вкусить счастье увидеть Вас. Ибо для меня и есть счастье насладиться беседой, сколь приятной, столь и познавательной. Оттого я и засиживался порой у Вас в Киеве по 4 часа кряду и сожалел, что так мало времени имел честь провести с Вами. Находясь сим летом в Польше, Ваше Превосходительство окажется ближе меня к театру военных действий Его Императорского Величества, принужденного в одиночку противостоять всем оттоманским силам, и узнает лучше прочих, в чем сможет Ему помочь. Я получаю здесь ответы на свои письма: и в Петербурге говорят тоже, что за неимением возможности все предусмотреть нельзя составить согласованного плана, который бы устоял пред силой обстоятельств. Составлено предположение, как будет действовать неприятель против армий Ее Величества императрицы. Из него проистекает первый план операций для Вашего Превосходительства между Бугом и Днестром, а также второй — между Днестром и Прутом.
Его Императорское Величество полагает, что Вы, господин маршал, окажете Ему великую услугу, заняв Валахию. Существуют доказательства, что одно Ваше имя производит сильнейшее воздействие на людей, что оно приводит их в трепет, ибо Ваш гений одолел их.
Татарский хан[1428], Маврогений[1429], Ибрагим-паша и прочие скоро исчезнут. Завладев Валахией, мы добудем и Трансильванию, и если Его Императорское Величество преуспеет в Банате, чего нам следует ожидать, то он сумеет перейти от оборонительных действий к наступательным, переправить через Дунай корпус генерала Вартенслебена и, пожалуй, стать осадой под Белградом.
Именно таков план, о котором Он соизволил поведать мне некоторое время тому назад. К несчастью, длинная цепь почтовых перегонов в горных краях да оплошности некоторых особ стали причиной тому, что неприятель смог ворваться в Его пределы.
Я надеюсь прибыть вовремя к Вашему Превосходительству, дабы стать свидетелем тому, как Вы соблаговолите возместить причиненный нам ущерб. Вижу я с удовольствием и подтверждаю, что наша судьба находится в Ваших руках. Князь Потемкин примет в ней живейшее участие, равно как петербургское правительство, желающее того же. Я нисколько не сомневаюсь, что Вы получите столько казачьих отрядов, сколько попросите. В сию пору года Ваше Превосходительство совершило множество чудес. Турки, раздосадованные, полагаю, не менее моего, тем, что столько наслышаны о Хотине и Очакове, спасутся бегством из их окрестностей и вернутся в Азию.