100 слов психоанализа

Инфантильная сексуальная теория

См. Кастрация, Отец, Фаллос

Инфантильная сексуальность

Что означает сексуальное? Самое используемое в психоанализе слово одновременно является и самым загадочным. Человеческая сексуальность эмансипировала не только в том, что касается инстинктивной целенаправленности, связанной с воспроизведением, в ней также присутствует отказ подчиняться примату гени-тальности. Определить инфантильную сексуальность как «догенитальную» было бы недоразумением, ибо она является лишь первым этапом, завершающимся достижением пубертатной сексуальности. Инфантильная сексуальность подобна бессознательному, у которого нет возраста, и так же, как бессознательное, инфантильная сексуальность игнорирует время. Временем и местом ее рождения является детство, и все же она не смешивается с детской сексуальностью. Инфантильная сексуальность не является прелиминарной сексуальностью, предварительными ласками, даже если «прелюдии»^* полностью обязаны ей. Это сексуальность другого рода, не «конформная», всегда чуждая, беспокоящая и захватывающая. Фантазм^* является ее элементом и не существует такой человеческой деятельности, которой не удавалось бы ее возбудить.

Генитальная сексуальность знает свою цель, а именно коитус, в то время как инфантильная сексуальность полиморфна, умножает половые органы, полна желаний^*, не преследуя никакой цели, можно сказать, она толком не знает, чего хочет, – одни лишь бесконечные желания. Мы знаем, что она связана с оральностью^*, при которой главной эрогенной зоной является рот, и с анальностью^* и анусом, но ее сила превращения не инвестирует только лишь отверстия, каждая частица кожи служит фантазму, каждое ощущение хочет лишь удовлетворить желание, и даже интеллектуальная деятельность не защищена от ее воздействий.

Все это не остается без последствий. Поскольку инфантильная сексуальность ни с чем не считается и всего касается, воспламеняет костер из любых щепок с риском разрушить все, что ее стимулирует, и только лишь потому, что ей скорее доставляет удовольствие дробить все на части, чем выдумывать новые формы, инфантильная сексуальность задевает наш конформизм, цензуру и наше разумное спокойствие. Ее вытеснение^* подпитывает тревогу^*, а неудовольствие множит симптомы^*. Психическое здоровье обязано ей всем, болезнь тоже.

Инцест (инцестуозное желание)

«Не совокупляются с теми, с кем едят из одной миски». Народность На, живущая в Китае близ Гималаев, не придает никакого значения супружеским обязанностям, позволяя проявление полной сексуальной свободы, и все же к инцесту она проявляет непримиримость, не уступающую самым цивилизованным обществам. Запрет на инцест может варьироваться по форме, но это действительно важнейший фактор мировой культуры. Является ли инцест лишь культурным фактором? Этологи обнаружили, что приматы, наши братья – обезьяны бонобо, старательно избегают коитуса с теми, кто явно принадлежит к их семье. Если подобная избирательность является постоянной и включена в управление родом приматов, то у человека это нарушается и в фантазме^* (желать – значит совершить), и в действительности. Инцестуозность содержит в себе желание, запрет, нарушение, чувство вины^* (отсутствующее в случае перехода к первертному действию) и наказание. Инцест рифмуется с гибельностью («Федра» Расина), со «святотатством». Древние и «примитивные» всегда догадывались о его присутствии, скрытом за массовыми, коллективными и индивидуальными катастрофами: голод, засуха, болезни, рождение монстров…

Инцест в понимании антрополога касается взрослых, которым запрещены определенные виды брака, подталкиваемых, таким образом, к экзогамии. Инцест в понимании психоаналитика представляет инцестуозное желание, связанное с инфантильной^* сексуальностью, с первой любовью, переполненной обладанием. Пример тому – образ ребенка, упомянутого Ференци, маленького Арпада, обращающегося к своей соседке так: «Я женюсь на тебе, на твоей сестре, на трех моих двоюродных сестрах и на кухарке… Нет, на кухарке нет, скорее, на маме». Если не может быть одна, то будут все. Инцест взрослого перверта ничего не желает знать о различиях^*, он смешивает все, особенно поколения, иногда пол, он не знает другого закона, кроме закона, который сам диктует: «Почему нельзя любить людей, которых хочется любить больше всего?» (де Сад).

Истерия

Оцепеневшая женщина, испускающая дикий крик ужаса перед змеей, которую она только что увидела, – так обычно карикатурно изображают истерию. Как и всякая карикатура, она не лишена доли истины, поскольку подчеркивает наличие одновременно очарования и отвержения, желания и обороны^*. Симптом^* лишь требует следовать за ним, вневременная фобия^* перед змеей отлична от всех остальных симптомов и является самым непреодолимым из всех истерических симптомов.

Истерия исчезла из DSM, этого международного психиатрического руководства. По причинам «политкорректности» она осталась в странах за Атлантическим океаном всего лишь в виде женоненавистнической брани.

По теме истерии можно почитать Гиппократа или Галена (врача из Пергама, II век н. э.): ни тот, ни другой не игнорирует ничего, касающегося сексуальных эксцессов, их естественной склонности смешивать все так же беспорядочно и душу, и тело, и мужчин, и женщин… Галену мы обязаны тем, что, не дожидаясь открытий Фрейда, он понял, что вопреки этимологии (hustera – матка) истерия может быть в равной мере и женской, и мужской. Одной из особенностей мужской истерии является попытка избавления от эксцесса, от приписывания женщине склонности к эксцессам и превращения истерии исключительно в женский атрибут: «Женщина, ты врата дьявола!» (Тертуллиан).

И всё потому, что никто лучше женщины не знает, что всё ее тело стремится стать лишь эрогенной (и, следовательно, конфликтной) зоной, что фантазм^* является источником влечения^* («его частный театр», не имеющий себе равных) и что ничто не является более желанным, чем вытесненное; не стоит забывать, что именно благодаря исследованию истерии появился психоанализ, поэтому смело можно утверждать, что истерия помогла ему появиться.

Исцеление

Когнитивная и поведенческая терапия избавили пациента от симптома^*, туннели уже пугали его меньше, и он опять мог, проявив дерзость и бросившись в авантюру, ездить два раза в неделю Евростаром, преодолевая «несколько миль под водой». Однако диффузная тревога сохранилась, его беспокоят «черные ночи», и если прежде он спал как младенец, в настоящее время появились проблемы со сном. Тревога^* – мигрирующий аффект; если закрывается один туннель, она идет окольным путем, часто по старой дорожке, которая считалась дезаффектированной.

Если исцеление является «побочным приобретением» (Фрейд) психоаналитического процесса, это не потому, что им пренебрегли или к нему подошли поверхностно, а потому, что опыт показывает, что фокусирование на устранении симптомов ведет к простому смещению тревоги, когда итог не является обратным желаемому результату. Речь идет либо о бегстве в болезнь: больной неврозом любит больше свой невроз^*, чем себя, а боль, вызванная симптомом, маскирует тайное удовольствие, от которого никто и не думает отказываться, либо о бегстве в исцеление: как только симптом исчезает, психе закрывается для любой попытки дополнительного исследования.

Когда потребность клинициста в исцелении становится до такой степени требовательной, что превращается в furor sanandi[2], следует задаться вопросом о глубинной мотивации самого терапевта. Кого он так стремится исцелить? Израненную мать первых месяцев его жизни? Замученного ребенка, с которым плохо обращались, каким был он сам? «Мы действуем, как нежная мать, которая вечерами не может лечь спать, пока вдоволь не наговорится со своим ребенком», – пишет Ференци. Его последние годы жизни указывают на трагические попытки «исцелить любой ценой», осуществить невозможную репарацию. Все же не существует такой психической болезни, которая не была бы в первую очередь способом (иногда безумным, иногда суицидальным) защититься, излечиться. Болезнь, жаждущая в большей мере быть услышанной, чем исцеленной.

Чего хочет пациент, не желающий исцелиться, или, еще хуже, кто отвечает на первое улучшение своего состояния дополнительным обострением и ухудшением? «Негативная терапевтическая реакция» – настоящее испытание как для пациента, так и для психоаналитика. Идет ли речь о тайном удовлетворении желания получить наказание, о ненасытном чувстве вины^*? О желании доказывать некомпетентность того, кто «заботится о вас»? Даже несчастливая жизнь – всё же жизнь, первым подтверждением этому является моральный мазохизм^*: «Я страдаю, следовательно, я существую!».

Кадр (сеттинг, сайт)