Тоска его точила неотступная по сыну. Никак не мог свыкнуться с мыслью, что нет Демида и никакими думами, никакими вздохами его не возвратить. Сидел батько, постанывал сердцем. Бывало, ночи напролет проводил над холмиком. Словно сыч нахохлится и не шелохнется до утра. Дивились люди такой тоске. И даже с божевильной Маро́ю сравнивали Фанаса Евтыховича, с той, что когда-то ходила сквозь всю слободу, присаживалась у каменной бабы, шепталась с нею. А то пальцем помешивала что-то невидимое в ладошке, приговаривая:
— Круть-верть, круть-верть, в черепочке смерть…
Паня обомлела душой, заметив Фанаса Евтыховича, оглянулась на своих детей, приотстав от Антона, пошла с ними, словно изготовилась защитить их от незримой опасности.
— На все доброе, Фанас! — приподнимая картуз, поприветствовал его Охрим Тарасович. — Желаю здоровья!..
— Спасибочки! Взаимно… Токо нема здоровья. Геть усе ушло кудысь.
— Не гоже, Фанас, гневить долю. Ты еще пацан супротив меня, а уже в старики записался. У тебя сынов полон двор. Где твоя гордость?
— Ось тут она, землей присыпана…
— Молодой мужик, ты бы еще делов наделал ого-го сколько!
— Рада бы душа в рай, да грехи не пускают.
Антон перебил их суперечку:
— Фанас, а где тот человек, шо памятники робить?
— Супрунец? — Фанас Евтыхович привстал, оглядываясь вокруг. — Был тут… Вон в том кутку, цемент замешивает.
— Матери Насте да бабе Оляне Саввишне хотим памятники… — Супрунец зробит. Он такой, ловко делает. Сто рублей на полу — и дело готово.
— Не про то речь! — вмешался Охрим Тарасович.
— Як не про то?
— Надо, шоб вид имел по крайней мере. Шоб с портретом и звезда наверху.
— Ось гляньте, его работа. — Фанас Евтыхович, налегая на костыль, повел Охрима Тарасовича и Антона в глубь гробков. Подведя их к высокому цементно-серому обелиску, кивнул: — Его собственноручная. И карточка, гляньте, врезана под стеклом. Наверху крестик. Иным, по желанию, пятиконечную лепит. Кому что.
— Ты шо скажешь, Антон? — попытал Охрим Тарасович.
— Подходяще… Надо поставить. Двести рублей не гроши. — Он перевел взгляд на рядом стоящее надгробие, вытесанное из серого гранита. — Правда, хлопцы советуют в Запорожье податься або в Донецк. Там вот такие заказывают.
— Не нравится мне, — коротко вильнул ладонью Охрим Тарасович. — Громоздко. И не по-нашему глядит.