— Добро, добро! — согласился командир. — Я не об этом… — Он выпрямился, не закончив фразы, досадливо подумал: «Я действительно не об этом. Совсем не об этом». Вдруг спохватился, до него только сейчас дошел смысл сказанного Балябой. Значит, не доглядели, ободрали бок его любимой шестерке — шлюпке, которой непременно сам командовал на больших флотских соревнованиях. — Баляба! — кинул вдогонку Антону.
— Га? — откликнулся Антон по-домашнему.
— Кто видел шестерку?
— Мичман Конопля.
— Подай-ка мне эту Коноплю! — зло процедил он.
— Зараз, товарищ командир!..
2
Было это давным-давно, в славное довоенное время. В бурый вагон электрички «Ораниенбаум — Ленинград» вошли вчетвером: Антон Баляба, Леша Бултышкин, Виктор Алышев и баталер Тимка Бестужев. Накануне им выдали недоданные раньше бушлаты, хромовые ботинки, летние форменки, чехлы на бескозырки. Чехлы и форменки, вместе с иными вещами, отправлены в киссу́ — вещевой мешок. Что же касается бушлатов и хромовых ботинок, то они пришлись как раз к месту. Пуговицы бушлатов после пасты — зеркалят, ботинки после гуталина — тоже неимоверного блеска.
— Порядок на баке!
За полгода, проведенные в боцманской школе, чубы у ребят поотросли, появились новые прически. У Антона прическа осталась прежней. Все тот же гребень нависает надо лбом. Пожалуй, только потемнее сделался да пожестче.
Бескозырки надвинуты на правую бровь, ленточки небрежно заброшены по плечам, верхние пуговицы бушлатов не по форме прирасстегнуты, побывавшие на фанерных досках-растяжках брюки заметно шире, чем положено. А в общем-то — все правильно, все по форме, по той форме, которая заведена на флотах искони. Конечно, человек с опытным глазом заметит, что перед ним еще юнцы, салаги, не хлебнувшие соленого, но вслух он их так уже не назовет: и выправка парней, и их форма не дозволяет.
Сели по двое друг напротив друга. Антон — у окна, лицом по ходу электрички. У его левого плеча суетится Леша Бултышкин, то вскакивает, то снова опускается на скамейку. Напротив похохатывает Тимка Бестужев, вскидывая высоко на белый лоб подбритые в тонкий шнурок брови. Когда же он их, брови, опускает, вместе с этим прикрывает рыжеватыми ресницами глаза. Алышев сидит рядом с Бестужевым. Поставив темно-синий мешок-киссу у ног, копается в ней, никак не может найти пачку «Беломора». Округлое лицо Алышева побагровело. Выпрямляясь, он хлопает себя по коленкам, приговаривая сквозь досаду:
— Фу-ты, ну-ты — ножки гнуты!
И снова едва не с головой уходит в мешок.
В вагоне пустовато: время выпало глухое, кому надо на работу, те давно уехали, а рейсовый пароход из Кронштадта еще не пришел, не успел подкинуть пассажиров на электричку. Стук колес в малолюдном вагоне раздается гулче обычного.
Сильно окающий Тимофей Бестужев достал из кармана бушлата новую колоду карт, разорвав запечатку, предложил:
— Робя, перекинемся маненько!
— До первого патруля! — улыбнулся Бултышкин. — Загремишь на «губу», как миленький.
— Хохол, и ты тово? — Бестужев поглядел на смурное лицо Антона, притемненное тяжелыми бровями, показал колоду карт.
— Тово! — передразнил его Антон, глядя в окно на мелькавшие столбы, еле, дачи, проплешины вспаханных участков земли.
ebooksa