Потаенное судно

22
18
20
22
24
26
28
30

Видя Антонову нахохленность, Тимка, желая чем-то его развеселить, предложил:

— Одеколону потянешь? — полез в правый карман бушлата, зажал в руке пузырек. — Не боись, не «цветочный», водочка, обыкновенная, о сорока процентах крепости. Во, погляди, держу на случай.

— Заховай, Тимоха, не зручно, прибудешь на «коробку», а от тебя сивухой пахнет. — Антон впервые назвал корабль «коробкой», значит, признал в себе моряка. Раньше считал неудобным так говорить, вроде бы не имел на это права, а сейчас другое дело, сейчас есть у него своя «коробка» и хочет он явиться на нее с чистой головой.

— На «коробку»? — переспросил удивленно Бестужев, вскинув подбритый шнурок бровей.

— Куда же? — повернулся к нему Антон.

— Салажонок! Кто же так сразу является на «коробку»?

— Куда же?..

— На Васильевские острова! Пару суточек побо́тать, понял? Потом уж… Ну, заявил, мореход: на «коробку»!

Алышев, разыскав-таки «Беломор», светясь побагровевшим, словно после бани, лицом, весело кинул в сторону Бестужева:

— У него там «шмара» на деревянной барже службу несет!

— Какой барже! — возразил Бестужев. — Телефонистка, понял?

— Звони-звони! А то я не видел, как ты в Рамбове к ней прибёгивал. В канале баржа стояла. Счас ее отволокли в Питер, на Малой Невке ошвартовали!

— Голова! Вот го-ло-ва! — возмутился Бестужев. Выбритые места на его надбровных дугах густо зарозовелись. — Говорю те, бабенка с образованием!

— Здоров травить, Рюмкин! — вставил свое слово Леша Бултышкин, назвав Тимофея странно и, казалось со стороны, совсем неподходяще — «Рюмкин».

Но дело в том, что Тимофея Бестужева в группе баталеров все так и называли. И вот почему. В первое же увольнение в Ораниенбаум была выявлена слабость Бестужева к выпивке. Командир группы поставил его перед строем, распек, что называется, добела, объявил две недели «без берега», чтобы знал, как «заглядывать в рюмку». Какой-то острослов тут же нарек Тимофея Бестужевым-Рюмкиным.

От Балтийского вокзала с пересадкой доехали на трамвае до площади Труда. Антон оживился. Поставив киссу на землю, тряхнул гребнем чуба.

— Ну, хлопцы, до побачения! Увидимся, в общем. — Подал руку Тимке Бестужеву. — Привет телефонистке!

— Кокой хороший! — протянул Бестужев с неопределенной интонацией. Они стояли лицом к лицу, одного роста, в одинаковой форме, только Тимофей поуже в плечах. Он сунул в Антонову разлапистую ладонь свою, узкую, простился:

— Бывай, мореход!

Антон коротко пожал твердую руку Леши Бултышкина и рыхловатую Алышева Витьки. Закинув киссу за плечи, придерживая ее левой рукой, пошел через трамвайные пути в сторону Ленинградского военного порта.