Кукловод. Кровь Солнца

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, если вы ничего не имеете против, я бы предпочел именно такое обращение, — отвечал Рамон.

— Прекрасно. Скажите, Папа Понедельник, — Рамон отметил, что сам говорящий представиться не спешил, а напоминать не стал. Он тут, к счастью, пока в гостях… — Скажите, верно ли я понимаю ситуацию, точнее, верно ли мы ее понимаем — «Папа Понедельник» — это ведь как-то связано с вуду, причем не исконным, а, скорее, с гаитянской или даже луизианской ветвью?

— В имени вы совершенно правы, уважаемый… — Тут нарочито замялся Рамон.

— Простите, я не представился. Можете обращаться ко мне «Иван Сергеевич», — тут же среагировал собеседник. Удивленный, Рамон не мог ошибиться, удивленный шепот в зрителях, человек назвал ему свое имя.

— Очень приятно, Иван Сергеевич, — отвечал Рамон.

— Взаимно, Папа Понедельник. Мы бы хотели… Скажем так, задать вам ряд вопросов и решить, как строить наше с вами дальнейшее сосуществование, Папа Понедельник, если вы не против, — все так же спокойно говорил Иван Сергеевич.

— Если бы я был против, это значило бы две вещи — или я объявил войну ковену, или я идиот. Судя по тому, что я здесь, я не идиот и войну не объявлял, — сухо отвечал Рамон. Сухо, но вежливо.

— Прекрасно, прекрасно, не хотелось бы начинать общение с конфликта, тем более, если я не ошибаюсь, наши пути будут пересекаться долгое время? — Деликатно спросил глава, в этом Рамон не сомневался, ковена.

— У меня есть встречное предложение, господа и дамы. Если никто возражает, я просто изложу ситуацию, как ее вижу я, а затем, если что-то останется неясным, с удовольствием отвечу на ваши вопросы, — предложил Рамон.

Зал прошелестел невнятной рябью, Иван Сергеевич суммировал все это в коротком: «Даже лучше, чем мы могли представить».

— Я крайне далек от мысли составить конкуренцию здешнему ковену. Мой отец учил меня уважать чужое мастерство даже в соперничестве, а тут его нет, и не может быть — это равносильно сравнивать работу художника и скульптора. Иными словами, наши интересы не пересекаются. Я не беру заказов на привороты, лечение, осмотр, порчу, помощь, заговоры, отвороты, ни на что, на чем, как я могу судить, специализируется ваш ковен. Не беру учеников и никогда не возьму. Я никогда не создам здесь ничего похожего на организацию, которая доставила бы ковену неудобства. Я — явление случайное, разовое, и, как только я завершу тут свои дела, я оставлю город навсегда — если буду жив к этому моменту. Я не могу себе представить, чтобы здешний ковен, возраст которого по самым моим скромным подсчетам, исчисляется столетиями, мог обеспокоиться от появления на его земле чужака. Возможно, да я и надеюсь, вы просто желаете понять, что я тут делаю. Как — этот вопрос я оставлю без ответа, равно как и вопрос «зачем», за что приношу ковену самые искренние извинения. Срок моего пребывания здесь вряд ли будет сколько-нибудь продолжительным.

— Что же, Папа Понедельник, — взял слово Иван Сергеевич, выдержав паузу, чтобы убедиться в том, что Рамон сказал все, что хотел, — вы сказали все, по сути, что мы хотели бы узнать, остальное имеет, скажем, узкоспециальный интерес, кроме одного — вы, в самом деле, оставите город и в самом деле не имеете цели породить здесь группу вам подобных? С нас достанет вашего слова, тем более, что вы понимаете, солгать здесь просто не получится.

— Да, я даю ковену этого города свое слово, что я — единица в самом себе, и я уйду навсегда, когда завершу свои дела здесь.

— Ваша специальность вызывает уважение, а ваша сила — восхищение. Но, простите, даже я не могу окончательно решить, к какому роду колдунов мог бы вас отнести — рожёному или роблёному, как говорят в Малороссии? — Спросил глава ковена.

— Сложный вопрос, Иван Сергеевич. Вероятно, ближе к истине будет «роблёный», — ответил Рамон, подумав.

— Вы и ответили на мой вопрос, и усложнили понимание, так как мы все не совсем понимаем, кто мог дать вам такие возможности. Полагаю, вам известно, как получает свои возможности большинство из нас? Даже ваша защита нам незнакома, видите, я откровенен.

— Я потерпел бы фиаско, полагаю, реши я попробовать на прочность защиту любого из вас, — сказал Рамон, — по той причине, что вы и я — две параллельные прямые.

— В пространстве Лобачевского? — Этот голос принадлежал бы талантливой и молодой карьеристке, если бы звучал среди людей.

— Рива, Рива, — укоризненно молвил Иван Сергеевич, — вы недостаточно тактичны к нашему гостю!

— Я не в претензии, Иван Сергеевич. Я в состоянии оценить жест вашего ковена, который пригласил меня, а не предпринял других шагов, — совершенно искренне ответил Рамон.