Кукловод. Кровь Солнца

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да. И даже больше. Я просто хотела сказать тебе, что ты получаешь, что просил. И спросить, что делать мне, — спокойно ответила мамбо.

— Я все понял. Я все сказал. Я сам тебе позвоню. Дай мне пару дней. И вот что. Собери потихоньку все отовсюду. Только тихо. Очень тихо.

Это значило, что мамбо, возможно, скоро понадобиться покинуть страну, и следовало что-то сделать со всеми накоплениями, вложенными или хранящимися. А заодно и с квартирой, если успеет. Хотя — ключевого слова для срочного ухода не прозвучало. Так что квартира ждет. А если нет, то пропадет. И что?

— Я поняла. Уже начала. Жду тебя, — мамбо замолчала.

— Жди, — ответил Папа Понедельник и нажал «отбой».

Ответ пришел. На вопрос, продолжать или нет. Да. Продолжать. Коротко. Ясно. В самое нужное время. Вселенная, жизнь — это один сплошной ответ. Не ее вина, что никто не хочет слушать. Но, по крайней мере, одному такому, кто не хочет слушать, Рамон помочь в состоянии…

Мужские причиндалы Лумумбы превратились, как ему показалось, в месиво дурной, запредельной, вопящей боли. Вопящей не в мольбе о пощаде, не в мольбе о смерти — вопящей потому, что не было в мире ничего, что заставило бы сейчас утихнуть это месиво. Лумумба присоединился к воплю.

Длилось это, если бы кто отмечал время, девять секунд. Но для Лумумбы стояли сейчас все часы на свете.

Боль исчезла так же, как ударила. Враз. Бесследно. Отирая ручьями лившийся пот, дыша ртом, хлебая воду из графина, Лумумба откинул одеяло, уверенный, что пижамные штаны насквозь пропитаны кровью. Ничуть не бывало. Он робко заглянул под них — и там все было в порядке. Он откинулся на подушки и снова зазвонил телефон. Заглянула медсестра: «Вам плохо?» — оплачиваемая забота очень близка к искренней, Лумумба махнул рукой, извиняясь, улыбнулся: «Сон жуткий приснился, простите, пожалуйста!» Сестра сочувственно покивала и закрыла дверь. Лумумба спешно нажал значок соединения.

— Первый вопрос. Кто дебил? — Сухо спросила трубка.

— Я, — ответил Лумумба.

— Вы хорошо поняли эту истину, сладчайший Лумумба? — Осведомилась трубка.

— Да. Я вас очень хорошо понял, Папа Понедельник. Истину — тоже, — горячечно прохрипел Лумумба.

— Прекрасно. Повторим, для закрепления? — Трубка советовалась, как показалось Лумумбе, вполне серьезно.

— Нет, никакой нужды в этом нет, Папа Понедельник! — Закричал Лумумба, — никакой!

— Вы уверены? Повторенье — мать ученья! — Обеспокоенно спрашивала трубка.

— Уверен больше, чем вообще бывал уверен в чем угодно в жизни, — прошептал американец.

— Ну… Раз так… Ладно. Теперь вот что. Заверяю, что то, что вас сейчас посетило — не предел. И умереть от шока я вам не дам. И с собой покончить — тоже. Вы мне верите? — Поинтересовался Папа Понедельник слова бы между дел.

— Полностью, — честно отвечал Лумумба.

— Эх, погубит меня доверчивость, господин Лумумба, погубит. Черт его знает, но вот я слегка с вами разоткровенничался, простите уж… Погубит именно она. Вот вы только сказали, а я уже и верю, — горестно вздохнул Папа Понедельник. Халиф, будь он тут, умер бы от восхищения — надо было быть профессионалом экстра-класса, чтобы понять, что Папа Понедельник издевается. Лумумба не понял.