Бабах и Чма встретили Ковалева приветливо. На столе появились баранина в огромной миске, чеген, сырчики, толкан. А Бабах все подмигивал жене, говорил ей по-алтайски. Ковалев не понимал, что говорит Бабах. Но по тону догадывался — требует подкрепления на стол.
— Да хватит! Куда вы?.. У меня желудок — не кузов машины-трехтонки.
— Кушай, Генадь Василич, кушай! Якши дело… А потом больше хорошо будет. Сын будет! Правда, Чма? — Бабах посмотрел на жену. Та, смущаясь, кивнула головой.
Геннадий Васильевич улыбнулся:
— Я вот о чем хотел с вами поговорить. Да ты садись, Чма, к столу. Иначе я есть не стану.
— Кушай, Генадь Василич, кушай. — Чма прислонилась к печке, сцепила на животе руки.
— Зачем о нас думать? Сам кушай, — заволновался Бабах. — Мы голодными не останемся.
— Так вот я о чем хотел, — продолжал Ковалев. — Коровник в этом году будем строить. Большой, на сто пятьдесят мест.
— Ого! — удивился Бабах.
— Камень и лес заготовили. Пилораму ставим. Вот только с людьми туго. Придется тебя включить в строительную бригаду. Как смотришь? Согласен?
Бабах, польщенный предложением, взглянул на жену и сказал:
— Пойду. Строить хорошо. А кто тут будет? Чма скоро…
— Пришлем кого-нибудь на время, — перебил его Ковалев.
— Тогда можно, — окончательно согласился Бабах.
…На пути в село Ковалев опять вспомнил о жене. Как она там? Люди вокруг еще не знакомые. Одна с ребятишками… В такой обстановке невольно всякая чушь взбредет в голову.
Оставив в конюшне коня, Геннадий Васильевич, не заходя в контору, отправился домой. Еще издали он увидел в ограде кучу дров. Лиственничные поленья блестели под солнцем, как свежеотлитая бронза. Хорошие дрова, жаркие… Но кто их убирает? Катя? А ей кто-то помогает? Нет, Катя на крыльце. И Геннадий Васильевич ускорил шаги.
Зайдя в ограду, он увидел, что Эркелей и Чинчей носят под навес дрова, а Катя в наброшенном на плечи пальто дает с крыльца распоряжения.
— Березовые отдельно… поближе… А эти красные… их к дальней стене. Березовые на растопку пойдут.
Чинчей кивком головы давала знать, что указания поняты.
— Чинчей! — Геннадий Васильевич отобрал у нее полено. — И ты, Эркелей… Спасибо вам, но мы сами уберем дрова. Идите на ферму, скоро дойка.