— А зачем вам?..
— Да понимаете, — Федор заерзал на стуле, — райком мне предлагает другую работу, а я чувствую — не потяну по состоянию здоровья. И вообще не по душе мне то место. Да и для знакомых будет хуже, если я уйду из торговли. Кто выручит? — с улыбкой попробовал пошутить Федор.
Но шутка не достигла цели — лицо Татьяны Власьевны осталось серьезным. Она встала и не предложила, а скорее приказала Федору:
— Раздевайтесь до пояса!
Федор поспешно поднялся, дрожащими пальцами расстегнул несколько пуговиц полупальто, потом опять застегнул их.
— Да стоит ли, Татьяна Власьевна? Может, без этого? Не велика важность…
— Как же… Мне надо послушать сердце.
Федор опять начал расстегивать пуговицы.
Выслушав, Татьяна Власьевна сухо сказала:
— Одевайтесь. Вашему сердцу любой позавидует. Как хороший мотор…
Лицо Федора становилось то красным, будто его ошпарили кипятком, то белым, как молоко. А Татьяна Власьевна, покрутив в руках бланк начатой справки, неторопливо порвала его и бросила в корзину.
— Извините, я спешу к больному.
Глава десятая
Весь домашний скарб лежал грудой в кухне, а Катя, отогревшись после длинной дороги, ходила из комнаты в комнату. Ковалев ужасно измучился с переездом, продрог, но был доволен — наконец-то все устроилось и его одинокая жизнь окончилась.
На подоконниках и низеньких лавках вдоль стен стояло множество различных цветов, а на полу валялись обрывки газет, какие-то тряпки, битая посуда — следы чужой и непонятной жизни.
— Председатель, а в доме не особенно опрятно, — растягивая слова, заметила Катя.
— Нет, почему? У них хорошо было. Смотри, как много цветов.
— Только что… — опять протяжно и с нотами явного пренебрежения отозвалась Катя.
Геннадий Васильевич принялся энергично расставлять вещи.
Для Володьки сборы, переезд, а теперь расстановка мебели в новом доме — сущее удовольствие. Он, стараясь быть полезным, крутился под ногами отца, лез под руки. Катя помогала неохотно, засматривалась в отогретое солнцем окно, выходила на крыльцо. Она то и дело морщила чуть вздернутый нос.