— А мы тоже не виноваты, — сказал Бабах.
С верой в свою правоту отправился он в село. Старый, с отвислой губой конь то и дело менял неспешный бег на шаг, потом, отдохнув, опять трусил. А Бабах, покачиваясь в седле, смотрел на побеленные бураном горы и думал… И чем больше думал, тем меньше в нем становилось уверенности.
Он вспомнил общее колхозное собрание. Не сразу тогда согласились принять его в колхоз. Некоторые поддерживали Кузина, говорили: «Какой из Бабаха работник? Разве так только, для счета принять?» А что теперь скажут колхозники? С досады Бабах ожег плетью коня. И собаки нет… Ой, как плохо. Не надо было заходить в избушку, не надо было думать о сыне… Нехорошо, когда много думаешь, а мало делаешь.
Вот и село. Неспешной рысцой бежит конь по улице. Кивком головы здоровается Бабах со встречными знакомыми, иногда перебросится словом. А проехав, обязательно подозрительно оглянется. Кажется ему, что все знают уже, как сплоховал он ночью. А знакомых много. Все село знает Бабаха. Опустив голову, он стал делать вид, что никого не замечает. Тогда люди сами начали окликать его:
— Эй, Бабах! Богатым стал? Не узнаешь? Дьякши ба!
— Дьякши… — бормочет Бабах, пряча глаза.
Около чайной стоят машины, подводы, но больше всего оседланных коней. Дверь то и дело открывается — покачиваясь, на крыльцо выходят люди с красными лицами, а вместе с ними на улицу вырываются шум голосов и смешанные запахи еды.
Бабах поравнялся с чайной, проехал ее и вдруг натянул поводья. Конь послушно остановился. С этого времени для Бабаха началось непонятное…
Сколько месяцев он жил вместе с Чмой на стоянке и всегда делал там так, как хотел, поступал так, как думал. А тут он совсем не думал заходить в чайную, но почему-то зашел. Оглушенный голосами и запахами, стоял некоторое время, ничего не соображая.
— Бабах! Сюда! Сто лет не видались.
Бабах подошел к столику и, не здороваясь со знакомыми, сел.
— Как живешь? Да подвигайся поближе. Что невеселый?
«Надо в контору идти, к Геннадию Васильевичу…» — думал Бабах, но вместо этого подошел к буфету, бросил на прилавок четвертную:
— Водки!
Увидав Бабаха с поллитровкой, за столом радостно закричали:
— Вот здорово! Мы всегда говорили — ты замечательный друг!
А час спустя в коридоре колхозной конторы раздался вскрик и нечленораздельный, похожий на рычание голос, потом что-то громко стукнуло, что-то со звоном упало. Ковалев оторвался от бумаг, прислушался, а зашедшие к председателю по всевозможным делам колхозники переглянулись. Недоумение рассеяла бухгалтер, заскочив в кабинет, она выпалила:
— Там Бабах… На ногах не стоит.
Геннадий Васильевич машинальным жестом отодвинул от себя бумаги и, бледнея, поднялся. Колхозники, глядя на дверь, настороженно притихли. Не успел Ковалев выйти из-за стола, как дверь от сокрушающего толчка так распахнулась, что свалила стоявшую в углу вешалку. Бухгалтер, испуганно пискнув, отскочила, как резиновый мяч.
Бабах, спотыкаясь, переступил порог и посмотрел на всех мутными осоловелыми глазами.
ebooksa