— Дело у меня к вам, Геннадий Васильевич.
— Пожалуйста. Догадываюсь, что-нибудь для сада потребовалось? — шутливо предложил Ковалев.
— Нет, другое… — Зина достала из сумочки свернутый листок бумаги.
— С садиком, Геннадий Васильевич, все. Вот…
Ковалев развернул листок, прочитал его, удивленно посмотрел на Зину и опять прочитал.
— Плохо, что не все женщины такие. Значит, нашего полку прибывает? А Федор как же?
Зина пожала плечами.
— Не знаю. Одумается. Куда же ему деваться?
Глава тринадцатая
Очнувшись, Бабах никак не мог понять, где он. Темно и тихо. Неужели Чма правду говорила — есть злой Эрлик? Да и камы[13] всегда уверяли, что есть… Даже разговаривали с ним.
Завистник он, этот Эрлик. С зависти напустил на отару волков, а потом и самого Бабаха утащил к себе в преисподнюю. Не очень-то у него приятно, всегда ночь… Солнца больше уж не увидишь, да и неизвестно еще, как станет Эрлик кормить. Можно с голоду пропасть…
Бабах сидел, вернее, полулежал, опираясь спиной о стену. Голова свесилась на грудь, а под ладонями — пол, деревянный пол!.. Ну и хитер этот Эрлик! Даже в самой преисподней настлал пол, чтобы сырости не было.
Бабах с трудом поднялся и начал ощупывать стены. Споткнувшись обо что-то, чуть не упал. Стены деревянные, с паклей в пазах — совсем такие, как у обыкновенных домов.
Ощупью Бабах добрался до гладкой, сбитой из досок двери. Обрадовался — выход есть. Навалился плечом — дверь не поддается. В двери узенькая щель. В нее пробивается несмелая полоса света. Бабах припал глазом к щели. Долго смотрел, а увидеть ничего не мог. Потом увидел… себя. Едет он, Бабах, на коне по улице, со знакомыми здоровается и о задранных волками овцах все время думает. Едет, чтобы рассказать Геннадию Васильевичу о беде. Поравнялся с чайной, проехал ее и остановился. Зашел. Купил поллитровку, выпил стакан, не закусывая, посидел и опять выпил. А потом еще покупали водки.
— У-у-у, — с зубовным скрежетом застонал Бабах и закрутил тяжелой головой.
Немного успокоясь, Бабах стал напрягать память, стараясь вспомнить, что было потом, после чайной. Но так и не вспомнил. Дальше была сплошная темнота, такая же темнота, как тут, в этой проклятой преисподней, или вчера ночью, когда волки зарезали овец…
Бабах опять припал к щели.
— Э, помогите! — закричал Бабах и ударил ногой в дверь.
— Ну что ты буянишь?
Звякнул запор, дверь открылась, и Бабах оказался лицом к лицу с Ковалевым.