С наступлением холодов Марфа Сидоровна стала настаивать, чтобы перевести слабых коров в село, на старый двор. Он с годами сильно обветшал, но до сих пор оставался в колхозе наиболее теплым, удобным. Кузин долго возражал, доказывал, что при плохих зимних пастбищах вокруг села колхоз быстро израсходует все небольшие запасы сена и соломы. И только когда выпал небывало глубокий снег, а старики в один голос стали утверждать, что зима будет лютой, Кузин скрепя сердце согласился:
— Ладно, но не больше полста голов… Самых слабых отберите.
Марфа Сидоровна осмотрела пустовавший несколько лет двор. Под навесами и в пригоне высились кучи перегнившего навоза, заплоты похилились, а кровля во многих местах провалилась, зияла дырами. Чтобы привести все в порядок, потребовалось больше недели. Крышу ремонтировали в последнюю очередь. Колхозник из полеводческой бригады забивал дыры соломой, а сверху присыпал сухим перегноем. Марфе Сидоровне казалось, что он делает все без старания, для вида.
— Не так, Карлагаш. У тебя руки, как отсохлые. — Марфа Сидоровна сама взобралась на крышу.
Над долиной, цепляясь за острые выступы скал, плыли мрачные лохматые облака. Они крошились снежной крупой, которая колко била в лицо, а порывы жгучего ветра толкали то в бок, то в спину.
Работая, Марфа Сидоровна пожалела о том, что не надела утром полушубка. Фуфайку ветер насквозь пронизывает, так недолго и застудиться.
Когда Марфа Сидоровна слезла с крыши, губы у нее посинели, и она с трудом выговаривала слова.
Дома она сразу забралась на большую русскую печь. Протопленная еще утром, печь хорошо сохранила тепло, а на середине была горячей, но Марфа Сидоровна никак не могла отогреться. Тело все время передергивала знобкая дрожь. Прикрывшись старой фуфайкой, Марфа Сидоровна беспокойно думала о завтрашнем дне. С утра надо удостовериться, нарядил ли Кузин людей за кормом. Может случиться — пригонишь коров, а они будут стоять голодными. Все-таки пятьдесят голов — маловато… Но двор такой, что больше не втиснешь, да и с кормами действительно плохо. Можно было заготовить, да не постарались летом.
— Мама, иди ужинать, — позвала Клава.
Марфа Сидоровна не знала, хочется ей есть или нет. Пожалуй, можно бы и поесть, но жаль расставаться с ласковым теплом печи.
— Ужинай, дочка, я потом… Отогреюсь как следует, — сказала она, смежая веки. Где-то совсем рядом монотонно скрипел сверчок, нагоняя дремоту. Ветер, успокаиваясь, беззлобно подвывал в трубе. Марфа Сидоровна заснула, а когда проснулась, ощутила боль в пояснице. Похоже было, что ее кольнули десятки иголок. Никак нельзя было досыта вдохнуть воздуха. Она попробовала повернуться и охнула. «Да что же это такое? Как я поеду за коровами? Да мне и на лошадь не сесть… Вот беда-то…»
Она долго лежала с открытыми глазами, стараясь унять тревожный трепет всего тела, привести в порядок взбудораженные мысли. Потом разбудила дочь:
— Разбери постель да помоги мне слезть.
— Мама! Что с тобой? — сонная Клава беспомощно суетилась по комнате.
— Занемогла.
— Ой, мама!
«Останется на полдороге. Пропадет. Глупая еще…» — Марфа Сидоровна почувствовала, что веки у нее стали горячими, а горло будто сильная рука сдавила. С усилием она поборола волнение и спокойно сказала:
— Пройдет. Отлежусь. Ой, осторожней!.. Подставь к печи скамейку.
Остаток ночи Клава провела без сна, а когда неторопливое декабрьское утро выгнало из дома темноту, дочь собралась за врачом.
— Зайди сначала к Григорию Степановичу. Как бы он не забыл за кормом подводы отправить. Скажи, что на ферму не могу поехать. Пусть кого-нибудь пошлет. Ох, не сумеют они отобрать… Пригонят, какие попадутся под руку.
ebooksa