— А я, признаться, подумал — вы с проверкой, — Хвоев, оставив кресло, подсел к Геннадию Васильевичу на диван.
— Знаете что? В «Кызыл Черю» заведующая фермой заболела. Большая труженица, но малограмотная. Не замените ли ее? Познакомитесь с людьми, с хозяйством, а потом посмотрим, решим с товарищами. Согласны? Обратите внимание на Кузина. Председатель колхоза… Любопытный человек.
Геннадию Васильевичу ничего не оставалось, как согласиться. А теперь, направляясь в контору колхоза, он беспокойно спрашивал себя, к чему это. Неужели Хвоев метит его в заведующие фермой? Он, конечно, не против, но обидно, если чувствуешь, что способен на большее.
Ковалев повернул к новому, на каменном фундаменте, дому с распахнутыми воротами и коновязью около палисадника. Прочитав небольшую аккуратную вывеску и осмотрев дом, двор, Геннадий Васильевич с удовлетворением отметил, что Кузин, должно быть, неплохой хозяин.
Когда Геннадий Васильевич вошел в кабинет, Кузин в полушубке и надвинутой на самые брови шапке, писал, грузно налегая грудью на стол. Окинув Ковалева коротким тяжелым взглядом, он опустил голову и, пока шел разговор, смотрел вниз или в сторону. Говорил Кузин так, будто отгораживался от Ковалева высоким забором.
— Я… — начал Геннадий Васильевич, намереваясь объяснить, кто он и зачем пришел.
— Знаю. Звонили уже… — оборвал Кузин. — Какой колхоз хотят тебе дать?
«Боится за свое место», — подумал Ковалев и почему-то смутился.
— Не знаю… Неизвестно… Колхозы не дают.
Наступило неловкое молчание. Не дождавшись приглашения, Геннадий Васильевич осторожно присел на диван, окинул беглым взглядом кабинет. Кремовые стены с высокими под масляной краской панелями, крашеный пол, новая мебель, раскидистый фикус — все это как-то противоречило виду Кузина. В поношенном полушубке, в шапке, с обветренным лицом, изрядно заросшим седой щетиной, он казался здесь скорее случайным пришельцем, чем хозяином. «Конторская жизнь во мне сказывается, — мысленно укорил себя Геннадий Васильевич. — Человек куда-то собирается. Что ж тут особенного? И потом, Хвоев как-то не так поступил. Сразу подозрение…»
— Заведующая МТФ у меня заболела. С самого начала коллективизации на ферме, — глухо, будто рассуждая сам с собой, сказал Кузин.
— Слышал.
— Марфу Сидоровну только что в больницу отправили… Вот и занимайтесь ее делами для практики.
— Я не против, но мне, Григорий Степанович, хочется окунуться в жизнь, побывать на стоянках…
— На стоянках? — Кузин хмыкнул. — Их у нас двадцать девять. До Верхнеобска легче добраться, чем наши стоянки объехать, Но коль такое желание, пожалуйста… Только самому мне некогда, провожатого дам.
Пять дней Ковалев провел в седле. Последнюю ночь он коротал в аиле чабана, который почти ни слова не знал по-русски, но радушно потчевал приезжих бараниной и чегеном[12].
На усадьбу колхоза Геннадий Васильевич возвращался грязный, пропахший дымом, разбитый верховой ездой и угнетенный. Скот бродил по горам, а пастухи присматривали за ним. Какая уж тут продуктивность? Но главное, что удивило Ковалева, — люди. В глуши, окруженные горами и лесом, они месяцами не мылись в бане, не видели газет, не слушали радио и были довольны. Все хвалили председателя.
— Григорь Степаныч — хороший человек. Правильно руководит.
Спускаясь крутой тропой в урочище Тюргун, они встретили Сенюша.
— Дьякши ба, Сенюш!
ebooksa