— Хорошо, мама, все скажу. А ты не беспокойся. Сделают. Я сейчас.
Марфа Сидоровна смотрела в потолок. На одной из досок виднелся черный сучок. Вспомнила, что заметила его, когда после вселения сюда делала первую уборку в доме. В распахнутые окна смотрел тогда веселый май. Май… Не зря старые алтайцы называют его месяцем кукушки… Она мыла потолок, а Клава ползала около стола. Василий стучал топором во дворе. Давно это было и, кажется, совсем недавно. Вроде не жила, а жизнь кончается… Неужели кончается? Как же так?..
Она обрадовалась, когда под окнами послышались голоса и шаги; Вошла Клава, а с ней — врач Тоня Ермешева. Она была своя, сельская. Марфа Сидоровна знала ее с пеленок и не раз ругала за поломанные в палисаднике георгины. Теперь — врач! А Клава вот без пристанища…
— Здравствуйте, Марфа Сидоровна! Что это вы надумали болеть?
Врач внимательно осмотрела больную, прослушала легкие, сердце, измерила температуру.
— Страшного ничего нет, но придется полежать. Выпишу порошки и натирания, а потом посмотрим… Возможно, в больницу положим.
Марфа Сидоровна тяжело вздохнула.
— Вы не беспокойтесь, все будет хорошо. Обязательно поставим вас на ноги.
— Когда же это будет? Не скоро?
— Не быстро. Болезнь запущена.
Присев к столу, Тоня попросила чернила и ручку, чтобы написать рецепт. Она старалась держаться солидно, соответственно своей профессии. Составляя рецепт, глубокомысленно задумалась, нахмурила тонкие черные брови, отчего на переносье смешно набежали легкие морщинки. Марфа Сидоровна устало улыбнулась. Тоня напоминала ей ребенка, который силится изобразить взрослого.
Проводив Тоню, Клава стала собираться.
— Я, мама, в аптеку и на работу забегу. Попрошу Прокопия Поликарповича, он отпустит.
— Ну, иди! И так опоздала. — Марфа Сидоровна глубоко вздохнула и устало прикрыла ладонью глаза.
Пролежав в тишине несколько часов, Марфа Сидоровна почувствовала тягостное одиночество. Болезнь, точно волна Катуни, выбросила ее на берег. Она лежит, а рядом бурливо течет жизнь. И Марфа Сидоровна может только думать об этой жизни, а это еще больше обостряет чувство собственного бессилия. Ей казалось, что до обеда, когда придет Клава, она ни за что не выдержит. Хотя бы кто-нибудь проведал.
И желание Марфы Сидоровны сбылось. Пришел Кузин. Черный поношенный полушубок на нем, как-всегда, распахнут, а руки засунуты в косые карманы у груди.
Он окинул исподлобья Марфу Сидоровну тяжелым взглядом, ничего не говоря, взял стул, сел около кровати.
— Самая зимовка, отел, а она на боковую…
— Разве я по своей воле, Григорий Степанович.
— Конечно, по своей. Кто тебя гнал на крышу? Молодка какая…
ebooksa