Шутливая тирада моего приятеля поразила меня. – Следует ли вас понимать таким образом, – проговорил я, поднимаясь с постели, – что я уже три недели нахожусь здесь, на этом пароходе?
– Почти три недели. Сегодня – третье июля.
– Я был болен?
– Чрезвычайно… – усмехнулся он. – Здоров как бык. К тому же не пропустили ни одного свидания за обеденным столом.
– О Господи, Дойл! Ничего не могу понять! Ради бога, пожалуйста, будьте серьезней. Разве меня не подобрали с разбитой бурей «Утренней зари»?
Выражение лица моего друга изменилось. Он молча наклонился ко мне и положил ладонь на мое запястье.
Минуту спустя он мягко спросил:
– Скажите, что вам известно о Жанетт Харфорд?
– Нет, сначала вы ответьте мне, что вам о ней известно, – произнес я.
Какое-то время Дойл пристально смотрел мне в глаза, видимо решая, как ему поступить, затем вновь уселся на свою койку:
– Почему бы и нет? Хранить тайну сейчас, вероятно, уже нет смысла. Я собираюсь жениться на Жанетт Харфорд. Мы встретились с ней год назад, в Лондоне, Знаете, ее семья – одна из наиболее состоятельных в Девоншире – была против нашего союза, и мы бежали – вернее, бежим. Спасаемся бегством с того самого дня, когда мы с вами вступили на борт этого корабля, а она и ее служанка – на палубу «Утренней зари», покинувшей Ливерпуль вскоре после нас. Опасаясь разоблачения, она не рискнула отправиться вместе со мной. Тогда мы решили, что Жанетт, для того чтобы избежать возможной слежки и вероятности быть узнанной, должна плыть на парусном судне. Теперь я очень беспокоюсь, что «Утренняя заря» придет в Нью-Йорк раньше нас, а бедная девочка даже не знает, куда ей идти. Поломка машины чрезвычайно задержала нас в пути.
Затаившись, я лежал на своей койке – так тихо, что едва дышал.
Дойл, похоже, забыл о моем существовании, его, казалось, нимало не интересовало, слушаю я его или нет, и после короткой паузы он продолжал:
– Между прочим, Харфорд – не ее фамилия. Жанетт – приемная дочь Харфордов. Она была еще совсем маленькой, когда лишилась родителей. Ее мать погибла на охоте – упала с лошади и разбилась. Отец с горя подвинулся рассудком и наложил на себя руки. Никто не хватился ребенка, и через некоторое время Харфорды удочерили ее. Так она и росла в полной уверенности, что она их дочь, а они – ее родители.
– Дойл, а что за книгу вы читаете?
– О, она называется «Размышления» и принадлежит перу некоего Деннекера, – ответил мой друг. – Довольно необычная книга. Жанетт где-то раздобыла два экземпляра и один дала мне. Хотите посмотреть?
Он бросил книгу мне на кровать, и та раскрылась при падении. На одной из страниц был отмеченный абзац:
– У нее был… гм… у нее весьма своеобразный, сказал бы даже, уникальный читательский вкус… – выдавил я из себя, пытаясь скрыть охватившее меня волнение.
– Пожалуй, вы правы. А теперь, я надеюсь, вы наконец объясните мне, откуда вам известно ее имя и что случилось с кораблем, на котором она плыла.