Бродвей: Бродвей. Мой собственный. Мания

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты опять забыла у меня свои трусики?

В трубке раздался гортанный смех мисс Браун.

— Ты же знаешь, что я никогда их не ношу.

— Что же тогда ты забыла?

— Кое-что, что тебе не нравится. Увидишь… Заканчиваем разговор, Блондинистая мордашка, до свидания.

— До завтра?

На мгновение в трубке установилась тишина.

— Барт? — раздался голос Анжелы.

— Да, дорогая?

— Прощай, Барт!

— Почему ты это говоришь? — заволновался Барт.

Но мисс Браун уже положила трубку.

Хейден бросил взгляд на свои хромированные часы. Четыре без нескольких минут. Время выпить чашку чаю в баре у Слиго Слейшера. Отец Барта был родом из Кентукки, он придерживался принципа, следуя которому настоящий джентльмен никогда не пьет спиртное раньше полудня. Барт продлил этот запрет до четырех часов дня. Он встал из кресла, откатал рукава рубашки и стал застегивать жилет. Этот жилет был настоящим произведением искусства и напоминал жилеты, которые носили карточные шулера, путешествуя на пароходах по Миссисипи: желтые тюльпаны на сером фоне. Застегнув последнюю пуговицу, Хейден надел темный, строгого покроя пиджак. Затем достал деньги из кармана брюк, аккуратно сложил купюры и опустил в правый карман пиджака, мелочь ссыпал в левый. Это были его обычные приготовления, позволявшие ему без лишней нервотрепки пройти сквозь «строй» любителей одолжить и не отдать, которые всегда встречались на пути между редакцией и баром Слиго.

Хейден называл карманы своего пиджака «национальным безвозмездным кредитным банком».

Зазвонил телефон.

— Алло? Барт Хейден слушает.

Голос в трубке забормотал что-то невразумительное, затем раздался оглушительный кашель, и наконец, совладав с голосовыми связками, звонивший сказал:

— Барт, говорит Фриц Грехем. Вы помните меня?

— Да, конечно, помню.

Грехем был одним из неудачников Бродвея. Последним его рабочим местом стал табурет у стойки в баре у Слиго Слейшера. Несколько лет тому назад он работал репортером криминальной хроники в «Морнинг уолд», но у него случилась какая-то неприятность, о которой он никому никогда не рассказывал, и Грехем крепко запил. Покачиваясь на алкогольных волнах, он некоторое время проработал в рекламных изданиях, но рюмка окончательно затянула его на дно. Теперь все свое время он отдавал поискам денег, одалживая то у одного, то у другого знакомого, и все тратил на спиртное.