Бродвей: Бродвей. Мой собственный. Мания

22
18
20
22
24
26
28
30

В глазах старика, когда его ладони коснулись скомканные деньги, блеснули слезы.

— Да хранит тебя Бог, Барт, — сказал он. — Барт, ты даешь мне не милостыню, а аванс за книгу «Воспоминания актера», которую я скоро закончу и принесу тебе. Ты последний джентльмен на Бродвее, после смерти твоего отца, Барт.

— Хмм… Нет, я не джентльмен, я — простофиля, — сказал Барт и попрощался со стариком.

Он шел по 50-й улице, рассеянно глядя по сторонам. На стене Мэдисон сквер гарден висела огромная афиша, объявлявшая о предстоящем матче по боксу на звание чемпиона мира в тяжелом весе. Перед входом в здание стоял старый, похожий на двухстворчатый шкаф негр. Он приподнял каскетку.

— Добрый день, мистер Барт!

Барт опустил несколько монет в потрескавшуюся ладонь.

— Все в порядке, Том?

— Благодарю, мистер Барт. Вы единственный и последний человек на Бродвее, который помнит, как однажды вечером Том Григг чуть не победил самого Сэма Ленгфорда.

— Том, я никогда не видел вас на ринге, но мой отец всегда очень лестно отзывался о вас.

— Что правда, то правда, — с тоской в голосе произнес старый боксер. — Я был хорош, но старина Сэм — он был лучше всех.

Не успел Барт сделать и ста шагов, как к нему уверенной походкой направилась Бесси. Это странное существо с корзиной завивших цветов было своего рода достопримечательностью Бродвея. Ходили слухи, что когда-то она была актрисой, и не без божьей искры. Не произнеся ни слова, Бесси встала перед Бартом на носочки и вставила в петлицу его пиджака цветок. Барт бросил несколько монет в корзину, решив избавиться от цветка за первым же поворотом.

— Спасибо, мой хороший, — поблагодарила Бесси. — Не скажу, что ты красавец, но в те времена, когда Бесси была молода, ей нравились именно такие парни.

Хейден не мог объяснить, почему он так поступает. Милосердием это назвать было нельзя. Это не был даже легкий способ завоевать симпатию. Его желание давать деньги случайным и профессиональным попрошайкам шло откуда-то изнутри, и он ничего не мог с собой поделать.

На углу 49-й улицы, нервно переступая с ноги на ногу, стояла высокая, вульгарно накрашенная девушка. Хейден знал ее. Это была Грета, профессиональная проститутка. В этот ранний час она поджидала не клиента, а поставщика наркотиков — достаточно было посмотреть в ее глаза, чтобы убедиться, что она страдает от отсутствия дозы.

— Дела идут нормально, Грета? — спросил Барт.

— Привет, блондинчик! Дела идут плохо. Слишком высокая конкуренция. Придется скоро изучать стенографию и учиться печатать на машинке…

Барт подмигнул ей: мол, не отчаивайся, и пошел по 49-й улице. На этой улице находилось старое жилое здание. В витрине первого этажа красовалась надпись: «Слиго Слейшер бар». На фасаде здания неумелой рукой художника-любителя был изображен боксер в давно вышедших из моды трусах, доходивших ему до колен. Надпись под изображением гласила: «Слиго Слейшер — бывший чемпион Ирландии в легком весе».

Потолок был покрыт трещинами, а стены увешаны фотографиями боксеров и беговых лошадей. На стойке стояло огромное стеклянное блюдо, на котором лежали сваренные вкрутую яйца. Табличка, стоявшая перед блюдом, предупреждала: «Для друзей — бесплатно, для остальных — пять центов за штуку».

В баре почти никого не было. Для любителей медленно потягивать коктейль это место явно не подходило. Слиго Слейшер барменов не признавал, но, сам работая за стойкой, так и не научился делать коктейли. Если новый посетитель заказывал смесь мартини с шампанским, Слиго наливал ему стакан водки и говорил:

— Угощаю бесплатно и объясняю, что этот бар — для спортсменов и здесь не подают напитки для девочек. Даже дамы, которые заходят сюда, пьют неразбавленное виски, как чемпионы.