Черный телефон

Энджи коснулась моего виска, и я вспомнил про маску из помады.

– А намазался зачем?

– Я так красивей.

– Черт, да ты ненормальный. А я с тобой два года прожила! – Энджи, однако, смеялась.

– Хочешь полетать?

Я полностью вдвинулся в комнату, уселся на столик, свесив ноги.

– Садись ко мне. Покатаю тебя по комнате.

Энджи посмотрела на мои коленки, потом в глаза. Недоверчиво улыбнулась.

За окном пробежал ветерок, поболтал накидкой. Энджи вздрогнула, обхватила себя руками. Сообразив, что раздета, она сдернула с влажных волос полотенце и сказала:

– Погоди минутку.

Подойдя к шкафу, она принялась копаться в ящиках. Из телевизора послышался жалобный стон, и я посмотрел на экран. Тюлень кусал за шею другого тюленя, кусал яростно, а его жертва стонала. Диктор объяснял, что доминантные самцы пытаются убрать с дороги соперников, желающих спариться с той же самкой, и для этого применяют оружие, данное им природой. На снегу были брызги крови, ярко-красные, словно клюквенный сок.

Энджи кашлянула, чтобы меня отвлечь. Губы у нее были сжаты, уголки их опущены, взгляд сердитый. Да, я обычно мгновенно отключаюсь от всего и утыкаюсь в телик, даже если показывают что-то совсем неинтересное. И ничего с этим не поделаешь. Вроде как я – положительный полюс, а телевизор – отрицательный. Вместе мы образуем электрическую цепь, и то, что за ее пределами, не имеет значения. Так же у меня было и с комиксами.

Заправляя влажные волосы за ухо, Энджи послала мне озорную улыбку, словно только что не смотрела на меня с порицанием. Я откинулся назад, и она неловко залезла ко мне на колени.

– И почему, интересно, мне кажется, что сидеть у тебя на коленях – какой-то изврат?

Я притворился, будто хочу ее ссадить.

Она сказала:

– Если и упадем, то…

Я соскользнул со столика в воздух. Качнулся вперед, качнулся назад, и Энджи обхватила меня за шею и вскрикнула – радостно и испуганно.

Хотя я не силач, мне было нетяжело; я словно сидел в невидимом кресле-качалке, а она у меня на коленях. Правда, центр тяжести теперь сместился, и я потерял устойчивость, стал как перегруженная лодка.

Облетев кровать, я поднялся выше, затем опустился. Энджи то вскрикивала, то смеялась.