– Вы доктор? – поинтересовалась она.
– На пенсии.
– Вам не кажется, что это антинаучный подход? Если вам и удастся поймать чуточку окиси углерода, который кто-то выдохнул…
– Двуокиси, – уточнил Элинджер.
– Звуков он не издаст. Нельзя сохранить звук последнего выдоха.
– Нельзя. Но здесь хранится не звук, а некое молчание. Молчание бывает разное. Вот у вашего мужа, когда он доволен, одно молчание, а когда злится – другое, верно? И вы прекрасно различаете эти особые оттенки тишины.
Муж разглядывал колбу на столике у стены рядом с мягким диванчиком.
– А как вы их собираете?
– С помощью аспиратора. Маленький насос втягивает выдох в сосуд, у которого внутри вакуум. У меня, в моем докторском чемоданчике, всегда такой есть, на всякий случай. Я его сам сконструировал, хотя подобными приспособлениями пользовались еще в начале девятнадцатого века.
– Здесь написано «По», – заметил мужчина, указывая пальцем на желтоватую карточку перед сосудом.
– Да. – Элинджер застенчиво кашлянул. – Последние выдохи стали предметом коллекционирования, как только появились необходимые приспособления. Данный экспонат, признаюсь, обошелся мне в двенадцать тысяч долларов. Я купил его у праправнука врача, который присутствовал при смерти Эдгара По.
Женщина опять засмеялась.
Элинджер терпеливо продолжил:
– Деньги, конечно, огромные, но оно того стоит. Недавно в Париже Скримм заплатил за последний выдох Энрико Карузо в три раза больше.
Мужчина потрогал смертоскоп.
– Иное молчание прямо-таки наполнено чувством, – заметил Элинджер. – Сразу представляется, как человек хотел что-то произнести. Многие, кто слушал последний выдох По, начинали ощущать непроизнесенное слово, понимать, чего он жаждал. Попробуйте, может, и вы услышите.
Мужчина наклонился и надел наушники.
– Это смешно, – сказала его жена.
Однако он внимательно прислушался. Мальчик стоял рядом, крепко прижимаясь к отцовской ноге.
– Пап, а можно я? Дашь потом и мне?