Черный телефон

22
18
20
22
24
26
28
30

– Пила не работала, а Бобби не было и двух. Он никогда до того не включал ничего в розетку. Мы даже не знали, что он умеет. Все случилось слишком быстро, Дин не успел отреагировать, хотя был совсем рядом. Знаешь, сколько случайностей должно было сойтись, чтобы так вышло? Дин думает, что вой заработавшей пилы напугал Бобби, и тот рванулся к ней, пытаясь как-то его убрать. Боялся, что отругают. – Она помолчала, глядя, как сын крутит ручку автомата со жвачкой. – Я всегда была уверена, что уж с ребенком-то у меня все будет, как надо. Никаких дурацких промахов. Лет в пятнадцать в него влюбится самая красивая девчонка в школе. Он научится играть на пяти инструментах. Затмит всех своими талантами. И вообще вырастет комичным и умным мальчишкой. – Она вновь помолчала. – Насчет умного не знаю, а стать комичным ему придется. Комичные дети часто не без проблем и таким образом отвлекают внимание от своего изъяна.

В голове Бобби галопом пронеслось несколько мыслей. Он и сам в школе был комичным мальчишкой – получается, Хэрриет считает, что с ним было что-то не так? С другой стороны, вдвоем они составляли ту еще парочку, значит, не только с ним, а с ними обоими?

Выходит, что так, иначе сейчас они были бы вместе, а ребенок у автомата со жвачкой был бы их ребенком. И у него по-прежнему было бы десять пальцев.

Его залила волна отвращения к Дину, тупоголовому дровосеку, который наверняка развлекает сына, таская его посмотреть на лесовозы.

Помощник режиссера захлопал в ладоши, призывая нежить занимать свои места. Младший Боб прискакал с шариком жвачки за щекой и напомнил, глядя на оторванное ухо матери:

– Мам! А ты не сказала, как ты умерла!

– Я знаю, – заявил Бобби. – Твоя мама пошла в торговый центр и наткнулась на старого друга. И они ка-а-ак заболтались! Все болтали, и болтали, много-премного часов. А потом друг ей: «Ох, гляди-ка, я тебе все ухо отболтал!» А твоя мама ему: «Да ерунда, не бери в голову».

– Один великий человек когда-то попросил всех окружающих одолжить ему уши[10], – сообщила Хэрриет и прижала ладонь ко лбу. – Зачем я его послушалась?

Дин оказался совсем не похож на Бобби, разве что цветом волос. А еще он был коротышкой. Бобби и представить не мог, насколько он низкорослый. Ниже Хэрриет, которая и сама-то не выше ста шестидесяти пяти. Чтобы поцеловать ее, Дину пришлось задрать голову. Зато он был крепко сбит, широк в плечах и груди, узок в бедрах. Толстые стекла очков в серой пластиковой оправе скрывали глаза цвета старого олова. Глаза казались смущенными – когда Хэрриет знакомила мужчин, взгляд Дина уперся в Бобби, метнулся прочь, вернулся и снова утек – и немолодыми: от уголков разбегались заметные морщинки. Да и вообще муж выглядел старше Хэрриет на добрых десять лет.

– А, так вы тот самый Бобби! – воскликнул Дин, как только их представили. – Комик Бобби! Знаете, из-за вас мы чуть не отказались от имени для сына. Мне сто раз было велено заверить вас, если мы как-нибудь встретимся, что именно я его называл. В честь Бобби Мерсера[11]. С тех пор как я стал достаточно взрослым, чтобы мечтать о собственных детях, я всегда…

– И я комик! – перебил его мальчуган.

Дин подхватил его под мышки и подбросил в воздух.

– Конечно!

Бобби не очень-то хотелось ехать с ними на ланч, но Хэрриет взяла его под руку и повела на парковку, и ее плечо – обнаженное, теплое – прижалось к его плечу, так что выбора, в сущности, не осталось.

Бобби не замечал, как на них таращатся в кафе, и напрочь забыл, что они в гриме, пока не подошла официантка – совсем подросток, с ярко-желтыми кудряшками, которые подпрыгивали при ходьбе.

– А мы мертвецы! – сообщил Бобби-младший.

– Ясное дело, – кивнула девица и, наставив на них шариковую ручку, добавила: – Я так и решила: или в фильме ужасов снимаетесь, или успели попробовать блюдо дня.

Дин закатился хрипловатым громким хохотом. Он вообще оказался самым смешливым человеком, какого только встречал Бобби. Смеялся почти над каждым его словом, да и над тем, что говорила Хэрриет, тоже. Иногда так оглушительно, что люди за соседними столиками вздрагивали.

– А я-то думал, вы в Нью-Йорке выступаете, – сказал он наконец. – Что привело вас обратно?

– Провал, – ответил Бобби.