Две недели в сентябре

22
18
20
22
24
26
28
30

– И правда! – Вот и все, что она могла ответить. Она тоже говорила, не открывая глаз и не отворачиваясь от солнца.

– Ты здесь одна?

– С семьей, – сказала Мэри. На мгновение ей захотелось добавить: “А жалко”, но она знала, что это прозвучало бы глупо и подло. Кроме того, она инстинктивно чувствовала, что упадет в глазах этой девушки; кто-то после таких слов, может, и стал бы думать о ней лучше, но не ее новая знакомая – это она знала. Мэри даже хотела было показать ей Дика, который как раз в это время проплывал совсем близко, но что-то побудило ее оставить их дружбу в тайне.

Вдруг девушка перевернулась на бок и посмотрела на Мэри широко раскрытыми серыми глазами. Та посмотрела на нее в ответ, и обе неожиданно рассмеялись. Мэри понимала ее без слов; между ними была восхитительная связь; Мэри дрожала от волнения, и в ее голове мелькали картины – картины того, что они будут делать вместе, когда их дружба будет окончательно скреплена.

– C мамой и папой?

– И еще с двумя братьями.

– А моя подруга уехала, – сказала девушка, и на долю секунды Мэри почувствовала обиду – беспричинную, но острую обиду.

– А ты здесь одна? – спросила она.

– C тетей и дядей. Они тут живут. Я провожу у них отпуск. Хотя я бы приехала сюда в любом случае, даже если бы жить пришлось в гостинице. Что ты делаешь по вечерам?

– Я? Я… ну… обычно, знаешь, мы гуляем.

– Всей семьей? – На этот раз в глазах девушки промелькнула тень насмешки, и Мэри пыталась оправдаться.

– Не всегда. Бывает, я хожу с Диком – это мой брат. На набережной по вечерам хорошо.

– Зачем тебе таскать с собой брата? В дерзких, насмешливых глазах девушки было что-то настолько обезоруживающее, что Мэри ничего не могла ответить и просто рассмеялась.

Но за ее смехом скрывалось беспокойство; нечто до странности похожее на панику кричало ей: “Беги!”, а нечто совсем иное потешалось над ней и шептало: “Трусиха!”

– Знаешь что? – продолжала девушка. – Пойдем сегодня вечером со мной. Ты и не представляешь, как это весело!

Перчатка была брошена; могла ли Мэри – мыслимо ли это вообще – не подобрать ее и лишиться подруги, потому что ей было страшно? Набережная вечером – пылающие огни, темные заводи таинственного, манящего очарования, биение жизни… – Мне будет трудно выбраться. Понимаешь… моя семья…

– Не можешь же ты каждую минуту проводить с ними! Зачем тебе это? Почему бы не развлечься?

Девушка все еще смотрела на Мэри; ее глаза уже не насмехались, но взывали к мужеству, сулили веселье и приключения…

– Да просто скажи им, что встретила старую подружку.

Какое неизъяснимое очарование было в каждом ее слове – и какое мучительное, безнадежное бессилие ощущала Мэри! Ее начнут расспрашивать, что за подружка. Можно подумать, у Мэри есть десятки подруг, о которых ее семья не знает! Они спросят, не Мэгги ли это, потом – не Полли ли это, а когда услышат, что ни та и ни другая, замолчат и уставятся на нее ошеломленно и недоверчиво.