Две недели в сентябре

22
18
20
22
24
26
28
30

– Договорились. Они поднялись, и девушка улыбнулась, глядя на нее сверху вниз. Она была на голову выше Мэри – высокая, как парень.

– Ну, тогда пока! До девяти! – И она, помахав рукой, зашагала по пляжу к своей купальне.

Глава XXII

Когда Мэри медленно подошла к “Кадди”, остальные уже переодевались за закрытыми дверями.

– Кто это был? – нетерпеливо спросила миссис Стивенс, приподнимаясь в шезлонге.

– Да просто подруга, – сказала Мэри.

Она села на ступеньки и принялась медленно развязывать шнурки своих купальных туфель. Ей хотелось, чтобы остальные вышли поскорее: в полутьме, спрятавшись от слепящего солнца, будет легче думать. Она знала, что их видели вдвоем, потому что, вставая, взглянула на “Кадди” и заметила отца и мать, которые, о чем-то переговариваясь, с любопытством всматривались в толпу.

Но сейчас это почти не имело значения: мелкие неприятности быстро отступают в тень больших. И сама встреча с этой девушкой, и неловкость от того, что родители видели, как она разговаривает с незнакомкой, – все это теперь ничего не значило по сравнению с непреодолимыми препятствиями, заслонившими все остальное.

Она была слишком взвинчена, чтобы мыслить трезво и разумно; ею владело только одно безотчетное желание – желание вскочить на ноги, броситься за девушкой и сказать ей, что она все-таки не сможет встретиться с ней вечером на пирсе. Каким-то необъяснимым, пугающим образом ее новая знакомая унесла с собой весь дух романтики и приключений, который таил в себе этот вечер, оставив одни лишь опасности и многочисленные трудности.

Как она расскажет семье? Когда она грелась на солнце рядом с этой очаровательной девушкой, все казалось до нелепости простым и естественным – она просто скажет, что встретила подругу и собирается с ней прогуляться, и непринужденно обронит: “Пока! Я ненадолго”.

Но теперь, когда она сидела, развязывая шнурки туфель, до нее с ошеломляющей ясностью дошло, что отец и мать обо всем догадаются – и тогда что-то должно будет случиться. Они не станут мешать ей, и отец не запрет ее в спальне, как это происходит в книжках; он просто посмотрит на нее круглыми серыми глазами и скажет: “А… Ну ладно”, – и между ней и ее семьей безмолвно и неумолимо разверзнется пропасть – пропасть сомнений и подозрений, которая никогда не исчезнет, и ничто уже никогда не будет таким, как прежде…

Приятные воспоминания о тихих вечерах с семьей всплывали в памяти, дразня ее: безмятежные, беззаботные времена, совместные прогулки по набережной. Как могла она считать их скучными и с обидой и завистью посматривать на компании хихикающих молодых людей и девушек в полумраке? Это были такие счастливые вечера…

За ее страхами скрывалось болезненное разочарование. Первые мгновения, проведенные в обществе этой девушки, были полны почти невыносимого восторга, но потом, к огорчению Мэри, их дружба неожиданно свернула на опасную тропинку. Если бы только они могли просто отправиться на тихую прогулку вдоль побережья! Если бы только они могли посидеть где-нибудь наедине и спокойно поговорить в сгущающихся сумерках, чтобы лучше узнать друг друга! Пусть эта девушка унесла с собой смелый дух романтики и приключений, но у Мэри остались восхищение и желание встретиться с ней снова, которые становились все сильнее с каждым мгновением. Никогда прежде она не испытывала такой отчаянной решимости завоевать дружбу другого человека; в глубине души она ничуть не сомневалась, что стоит только руку протянуть, и ее ждет драгоценная дружба на всю жизнь, которая изменит все и подарит ей невообразимое счастье…

– Да ты вся белая! Вытрись, дорогая, и завернись в полотенце. Как же они долго!

Мэри заставила себя вернуться в реальный мир, на переполненный пляж, к встревоженному голосу матери.

– Со мной все в порядке, мам!

– Тебе точно не холодно?

– В такую погоду – и холодно? Дверь “Кадди” приоткрылась на несколько дюймов, показалась голая рука, и на террасу с влажным шлепком упал мокрый купальный костюм.

– Не задерживайтесь! – крикнула миссис Стивенс. – Мэри ждет.

– Минутку, – ответил приглушенный голос изнутри.