Две недели в сентябре

22
18
20
22
24
26
28
30

Билли, по-видимому, не сомневалась в чувствах незнакомцев – на мгновение она задумалась, а потом сказала:

– Давай-ка еще разок пройдем мимо них. Не смотри на них и не останавливайся, пока мы не отойдем подальше. Потом встанем у парапета и будем смотреть на море. Тут-то они и подойдут к нам, а мы уж придумаем, что делать.

Их миновала какая-то парочка, державшаяся за руки, но они не обратили внимания на замешкавшихся девушек.

Билли отбросила волосы со лба и уверенно взяла Мэри под руку. Набережной не было видно, и только когда они вышли из-за темных, качающихся от ветра деревьев, она снова предстала перед ними. Если бы мужчины уже ушли, это было бы ужасно досадно, и сердце Мэри забилось быстрее, когда она увидела все те же две пары ног, выраставшие из тени вокруг скамейки. Она никогда не решилась бы пройти мимо еще раз, не будь с ней Билли, но спокойная беззаботность подруги придавала ей смелости, и Мэри изо всех сил старалась не выдать своего волнения. Мужчины, казалось, были по-прежнему поглощены разговором, когда девушки подошли к ним, но Мэри еще острее прежнего ощущала, что за ними следят испытующие глаза – холодные, оценивающие глаза…

Они прошли, должно быть, ярдов тридцать, и Билли мягко подвела свою подругу к парапету.

– Достаточно, – шепнула она, а потом, уже не понижая голос, беспечным тоном завела разговор о всяких пустяках. – Ну не чудесный ли вечер? Там, похоже, корабль – видишь огни в каюте? Наверное, он большой, раз огней так много…

Мэри поражалась самообладанию Билли: в ее абсолютной уверенности, в ее понимании того, что нужно делать, было что-то вдохновляющее, была дерзость и смелость, но сама Мэри и слова не могла вымолвить – ей приходилось бороться с непреодолимым желанием оглянуться через плечо на скамейку…

Море ощупью выбиралось на песок, черный горизонт тускло золотился в том месте, где за облаками отдыхала убывающая луна. Казалось, они ждут у парапета целую вечность; это было унизительно, и Мэри почувствовала злость – на себя и на мужчин: неужели с ними просто играют? До сих пор ей не приходило в голову, что Билли могла ошибиться. Она уловила в тоне Билли беспокойство – легкомысленная небрежность подруги начинала казаться напускной.

А потом это случилось – как раз в тот момент, когда Мэри потеряла всякую надежду. Билли болтала о парке развлечений и о катании на “бешеных машинках”, но внезапно умолкла, и Мэри почувствовала, как подруга легонько, но настойчиво толкает ее в бок. – Идут, – шепнула Билли.

Позади раздались шаги – неспешные, размеренные шаги, которые, казалось, приближались целую вечность; сердце Мэри колотилось где-то в горле, и она чуть было не вскрикнула, но тут, к счастью, негромкий приятный голос нарушил невыносимую тишину.

– Извините, что заставили вас ждать, – сказал голос. – У нас был важный разговор. Теперь мы свободны. К вашим услугам.

Мэри слишком растерялась, чтобы разозлиться или устыдиться, – это было совершенно неожиданно; в некотором роде они заслужили эту насмешку – и все же в приятном голосе говорящего было нечто такое, что эти слова не звучали грубо. Но Билли вспыхнула: Мэри видела, как раскраснелись щеки ее подруги, будто ее ударили по лицу, как она выпрямилась и встала спиной к парапету.

– Как вы смеете!.. Кто вы такой?..

– Да ладно вам, – отозвался ровный, дружелюбный голос.

– Если вы не оставите нас в покое, я…

– …позовете полицейского?

– Да! Позову полицейского! Их собеседник поднял руки в притворном ужасе. – Не стреляйте, – взмолился он, – не выдавайте нас! Этого мы не перенесем. Только посмотрите на нас! Двое несчастных, которые уже думали, что в Богноре нет ни одной красивой девушки.

– Тогда что все это значит? Как вы с нами разговариваете? – Билли еще пыталась притвориться рассерженной, но Мэри знала, что настоящая злость исчезла без следа.

– Извините, – сказал незнакомец, – я полнейший болван… Я не хотел, правда…

В тоне, которым он произнес эти слова, было что-то настолько обезоруживающее, что все четверо неожиданно для самих себя рассмеялись.