Иван Большой. Кикин внизу в кремлевском огороде дожидается. Пока вы с батюшкой беседовали, он там все время дожидался подалее, в кустарнике. (Помогает Алексею подняться.)
Алексей. Пусть ко мне идет. Духовник мой Яков Игнатов в Белом городе живет на Никитской. За ним карету пошли.
Иван Большой. Слушаюсь. (Идет к дверям.)
Алексей. Погоди, Иван. Не скажешь ли кому, что буду говорить?
Иван Большой. Не скажу, государь-царевич.
Алексей. Я не к батюшке в Амстердам поеду. Поеду к кесарю в Вену али в Рим.
Иван Большой. Воля ваша, государь, только я вам не советник.
Алексей. Для чего?
Иван Большой. Того ради, когда вам удастся, то хорошо, а не удастся — вы же на меня будете гневаться.
Алексей. Однако ж ты молчи и про сие никому не сказывай. Только у меня про это ты знаешь да Кикин. Для меня он в Вену проведывать поехал. Ты ж сундуки укладывай. Шубы не забудь покласть да алмазы.
Иван Большой. Ежели дознаются, ведь распытают здесь нас. (Вздыхает.) Вы мне, царевич, аттестат подпишите о поведении. У меня намерения уехать нет. Жаль мне оставить жену, также отца, матерь и брата. Яков Носов один пусть едет, я ему денег ссужу, если потребно.
Алексей. Иди, иди поскорей, зови Кикина да духовника. (Иван Большой уходит. Алексей, морщась, трет опаленную ладонь, ходит вдоль стен, останавливается.) Вон она, пулька. В стене застряла. (Морщится.) Однако порохом больно опалило.
Торопливо входит Кикин.
Кикин. Чего ты учинил, Алеша?
Алексей. Уже позади. Учинил, понеже страх имею перед батюшкой, но не сыновский. Хотел себя убить, понеже смерти отца не дождусь.
Кикин. Отец твой не болен тяжко. Он исповедуется и причащается нарочно, являя людям, что гораздо болен, а все притвора. Что ж причащается, у него закон на свою стать.
Алексей. И я исповедаться хочу. Послал за отцом Яковом.
Кикин. Хорошо. Отец Яков тебе дурное не посоветует.
Алексей. Может, верно, испросить у отца до смерти себе пропитание? Я уж и монастырь присмотрел, тихий, в лесах, на берегу Волги. Желтиков-Тверской монастырь.
Кикин. Как же Афосинья?
ebooksa