Петр. А к венскому двору ездил ли ты, чтоб царевичу путь показать? Про Францию не советовал ли, чтоб идти в то время во Францию?
Кикин. То явная немилость. Про Францию говорил я на слова царевича, который неоднократно сетовал: напрасно-де я сюда приехал, сиречь в Россию назад. А что клобук не прибит, не говаривал. Перед отъездом был царевич у меня на квартире и, выпив водки, пошел от меня. А мне приказал, чтоб не ходил к нему на квартиру. То знатно для своей девки сделал. Царевич ко мне давно начал быть немилостив. А ежели мне готовить царевичу место в Вене, то сие было бы глупее всякого скота.
Алексей (кричит). Батюшка-государь! Кикин мне говаривал, что есть замешание в армии, которая обретается в Макленбургской земле, а именно, в гвардии, где большая часть шляхты. Чтоб вас, государь, говорит, убить, а царицу сослать.
Кикин. Какую мне на царевича надежду полагать? А что ему на меня по немилости своей говорить, тому есть явные причины. Первое, что я от него за долгое время отстал. Второе, за доношение мое на него Петру Андреевичу. Ежели б он был надобен, я б на него не доносил. Что поздно повинную свою написал, только в том виноват.
Вводят слуг, Ивана Большого Афанасьева, Ивана Малого Афанасьева и Якова Носова. Все со следами пыток, в рваных лохмотьях, в ручных и ножных кандалах.
Толстой. Иван Большой Афанасьев, что сказывал тебе царевич про свой отъезд?
Иван Большой. Велел мне убрать, что с ним надобно в путь против прежнего, да стал плакать: как мне оставить Афросинью и где ей быть? Не скажешь ли кому, что буду говорить? Я-де не к батюшке поеду, а к кесарю или в Рим. Только-де у меня про это ты знаешь да Кикин. Для меня он в Вену проведовать поехал.
Толстой. Кикин, верно ли Иван Афанасьев говорит?
Кикин. Врет лакей. Я еще до отъезда государева в Амстердам доносил государыне-императрице, и если б в то время по тому моему доношению поведено было освидетельствовать, тогда ж намеренье царевича стало б явно.
Петр (в гневе). Ты государыню в свое темное воровство не впутывай твоими мазепиными речами.
Алексей. Письмо обманное писано мной по совету Кикина. А нарошно писано из Корольца, чтоб не признали, что по совету Кикина. Он же мне советовал писать о побеге моем князю Михайле Долгорукому, а отдать ему, Кикину. Буде на него суснет, то объявит письмо и скажет, что письмо перенял.
Петр. Ну-ка, Феофилакт, сполосни-ка вора Алексашку Кикина в трех огнях, аки в трех водах.
Шапский. Любо, любо! (Два палача хватают Кикина, а Шапский горящим веником опаливает ему спину. Кикин кричит и падает.) В другой раз в изумление пришел, государь.
Петр. Волоките его, пока болезнь минет, что паки и паки пытать. (К Толстому.) На всех ямах учредить караулы. Никого не пропускать без подорожной за моей подписью либо подписью Сената. Вижу я, заговор широко пошел и знатных немало вовлечено. Что Долгорукий?
Толстой. Думаю, сослать его надобно. С австрийским резидентом Плеером виделся тайно и клеветнические доношения помогал составлять.
Петр. Сказать смерть, а потом учинить наказание — в ссылку. Сослать в Соликамск. (К застеночному подьячему, ведущему запись.) В провожатые Михайле Долгорукому дать четыре солдата. И жить ему тамо, как и прочие ссыльные. От Петербурга до Соликамска дать под него шесть подвод. На корм в дорожный проезд выдать ему из взятых у него золотых червонных пятьдесят золотых, а чем ему будучи в Соликамске питаться, учинить определение в Сенате. (К Толстому.) Как Галицыны?
Толстой. Супруга князя Галицына, родная дочь старого князя Прозоровского, привезена вчера была в Преображенское, как вы, государь, велели. На пыточном дворе, в кругу сотни солдат положена на землю с обнаженной спиной и очень больно высечена батогами.
Петр. Знатные фамилии думали, что я до них не достану. Хвост кнута длиннее хвоста бесовского.
Подводят Ивана Малого.
Толстой. Иван Малый Афанасьев, получал ли ты письма с дороги от царевича?
ebooksa