Гостья

22
18
20
22
24
26
28
30

– Она симпатичная, – отвечал Жербер.

Элизабет откровенно рассмеялась.

– Разумеется, если вы такой же робкий, как она…

Склонившись над своим наброском, она с прилежным видом снова принялась рисовать.

– Я не робок, – ответил Жербер. Он в ярости почувствовал, что краснеет. Это было слишком глупо, но он терпеть не мог, когда говорили о нем, а у него даже не было возможности пошевелиться, чтобы немного спрятать свое лицо.

– Надо полагать, что да, – весело продолжала Элизабет.

– Почему? – спросил Жербер.

– Потому что иначе вам было бы нетрудно поближе познакомиться с ней. – Подняв глаза, Элизабет с искренним любопытством взглянула на него. – Вы действительно ничего не замечали или притворяетесь?

– Не понимаю, что вы хотите сказать, – в растерянности отвечал Жербер.

– Это прелестно, – не унималась Элизабет, – такая смиренная скромность – большая редкость. – Она с доверчивым видом говорила в пустоту. Возможно, она и впрямь сходила с ума.

– Но Пажес не интересуется мной, – заметил Жербер.

– Вы думаете? – насмешливо сказала Элизабет.

Жербер ничего не ответил, Пажес и правда иногда бывала с ним странной, но это мало что доказывало, ее не интересовал никто, кроме Франсуазы и Лабруса. Элизабет хотела посмеяться над ним, она с вызывающим видом грызла грифель карандаша.

– Пажес вам не нравится? – спросила Элизабет.

Жербер пожал плечами.

– Но вы ошибаетесь, – сказал он и смущенно оглянулся. Элизабет всегда была бестактной, она говорила, не думая, просто ради удовольствия говорить. Однако на сей раз она откровенно насмехалась.

– Всего пять минут, – вставая, сказал Жербер, – это время приветствий.

В другом конце фойе уже расположились статисты, он подал им знак и тихонько приоткрыл ведущую на сцену дверь. Голосов актеров не было слышно, но Жербер руководствовался музыкой, под сурдинку сопровождавшей диалог Кассия и Каски; каждый вечер он испытывал все то же волнение, когда подстерегал тему, возвещавшую, что народ предлагает Цезарю корону. Он почти верил в двусмысленную и обманчивую торжественность этого мгновения. Он поднял руку, и громкие возгласы заглушили последние аккорды фортепьяно. Он снова прислушался в тишине, которую подчеркивал отдаленный шепот голосов, затем донеслась короткая мелодия, и со всех губ сорвался крик; в третий раз несколько слов едва обозначили тему, и голоса зазвучали с удвоенной силой.

– Теперь на какое-то время мы свободны, – сказал Жербер, принимая ту же позу. Однако он был заинтригован, он нравился и знал это, он даже очень нравился, но Пажес – это было бы лестно. – Я видел Пажес сегодня вечером, – сказал он через минуту. – Клянусь вам, не похоже было, что она желает мне добра.

– Как это? – спросила Элизабет.