Гостья

Ксавьер смотрела на нее с вкрадчивой улыбкой.

– Вы видели впервые причащающуюся? – спросила она. – Как это грустно, девочки такого возраста с их телячьей грудью.

Казалось, ей хотелось отвлечь Франсуазу от прискорбных забот, которые ее не касались; весь облик Ксавьер выражал беззаботное, добродушное спокойствие; Франсуаза покорно бросила взгляд на пересекавшее площадь празднично одетое семейство.

– Вас когда-нибудь заставляли принимать первое причастие? – спросила она.

– Понимаю, – сказала Ксавьер. Она рассмеялась с излишним воодушевлением. – Я требовала, чтобы мое платье сверху донизу украшали вышитые розы. Мой бедный отец в конце концов уступил.

Она внезапно умолкла. Франсуаза проследила за ее взглядом и увидела Пьера, закрывавшего дверцу такси. Кровь бросилась ей в лицо. Неужели Пьер забыл свое обещание? Если он заговорит с Ксавьер в ее присутствии, то не сможет притвориться, что сохранил секрет своего постыдного открытия.

– Привет, – сказал Пьер. Он подвинул стул и непринужденно уселся. – Похоже, что вы опять несвободны этим вечером, – обратился он к Ксавьер.

Ксавьер в оцепенении по-прежнему не спускала с него глаз.

– Я подумал, что следует отвести злую судьбу, ополчившуюся на наши встречи. – Пьер очень мило улыбнулся. – Почему вы избегаете меня в течение трех дней?

Франсуаза встала; ей не хотелось, чтобы Пьер в ее присутствии смутил Ксавьер, под его учтивостью она угадывала безжалостное решение.

– Я полагаю, будет лучше, если вы объяснитесь без меня, – сказала она.

Ксавьер вцепилась в ее руку.

– Нет, останьтесь, – сказала она угасшим голосом.

– Отпустите меня, – ласково попросила Франсуаза. – То, что Пьер собирается вам сказать, меня не касается.

– Останьтесь, или я уйду, – сквозь зубы проговорила Ксавьер.

– Останься, – в нетерпении вмешался Пьер. – Ты же видишь, у нее того и гляди начнется истерика.

Он повернулся к Ксавьер, на лице его не осталось и следа приветливости.

– Мне очень хотелось бы знать, почему я до такой степени ужасаю вас.

Франсуаза села, и Ксавьер отпустила ее руку; проглотив слюну, она, казалось, вновь обрела свое достоинство.

– Вы меня не ужасаете, – отвечала она.