Гостья

22
18
20
22
24
26
28
30

– Потому что вы знали, что это правда, – продолжал Пьер. – Я сам скажу вам, что произошло. Когда я заставил вас признать вашу страшную ревность, вы дрожали от ярости; вы признали бы в себе любую низость, но при условии, что это останется в тени; вас привело в замешательство, что все ваше кокетство оказалось напрасным и не сумело скрыть от меня суть вашей душонки. От людей вы требуете лишь одного – бездушного восхищения, любая правда вас оскорбляет.

Франсуаза смотрела на него с опаской, ей хотелось остановить его; казалось, его подхлестывают собственные слова, он терял спокойствие, суровость на его лице была уже не наигранной.

– Это очень несправедливо, – сказала Ксавьер. – Я сразу перестала вас ненавидеть!

– Да нет, – возразил Пьер. – Надо быть наивным, чтобы этому поверить. Вы никогда не переставали; вот только чтобы сполна предаться ненависти, следует быть менее безвольной, чем вы; ненавидеть – это утомительно, вы дали себе маленькую передышку. Вы были спокойны, вы прекрасно знали, что, как только вас это устроит, вы вновь обретете всю свою злобу, и поэтому вы забыли о ней на несколько часов, поскольку вам хотелось, чтобы вас целовали.

Лицо Ксавьер перекосилось.

– У меня не было ни малейшего желания, чтобы вы меня целовали, – в ярости сказала она.

– Возможно, – согласился Пьер. Он криво улыбнулся. – Но вам хотелось, чтобы вас целовали, а я был рядом. – Он смерил ее с ног до головы взглядом и продолжал шкодливым тоном: – Заметьте, я не жалуюсь, целовать вас приятно, я остался доволен, вы – тоже.

Ксавьер перевела дух, она смотрела на Пьера с таким неподдельным ужасом, что казалась почти умиротворенной, и лишь безмолвные слезы опровергали истерическое спокойствие ее черт.

– То, что вы говорите, отвратительно, – прошептала она.

– Что может быть отвратительней вашего поведения, – резко ответил Пьер. – Все ваши отношения со мной были лишь ревностью, гордыней, коварством. Вы не успокоились бы, пока не подчинили бы меня себе. Дружеские чувства ко мне вы опять-таки испытывали лишь со свойственной вам инфантильной односторонностью, от досады вы пытались поссорить меня с Жербером; потом вы ревновали к Франсуазе, не боясь навредить вашей дружбе с ней; когда я заклинал вас сделать усилия, чтобы построить с нами человеческие отношения, без эгоизма и капризов, вы не нашли ничего лучше, чем возненавидеть меня. И под конец, с сердцем, полным этой ненависти, вы упали в мои объятия, поскольку нуждались в ласках.

– Вы лжете, – сказала Ксавьер. – Вы все выдумываете.

– Почему вы меня поцеловали? – продолжал Пьер. – Ведь не для того, чтобы доставить мне удовольствие. Это предполагало бы великодушие, ни капли которого никто никогда у вас не замечал. Впрочем, этого я у вас и не просил.

– Ах, как я сожалею об этих поцелуях! – сквозь зубы произнесла Ксавьер.

– Я это допускаю, – с ядовитой улыбкой сказал Пьер. – Вот только вы не сумели от них отказаться, потому что никогда ни в чем не умели себе отказывать. В ту ночь вам хотелось ненавидеть меня, однако моя любовь по-прежнему имела для вас цену. – Он пожал плечами. – Подумать только, такую непоследовательность я мог принять за сложность души!

– Я хотела быть вежливой с вами, – сказала Ксавьер.

Она старалась его задеть, но уже не контролировала свой голос, в котором дрожали рыдания. Франсуазе хотелось прекратить эту расправу: уже было довольно, Ксавьер не сможет противостоять Пьеру. Но тот упорствовал, теперь он пойдет до конца.

– Такая вежливость далеко заводит, – отвечал он. – Правда в том, что вас отличает беззастенчивое кокетство; наши отношения продолжали вам нравиться, поэтому вы хотели сохранить их в неприкосновенности, оставляя за собой возможность ненавидеть меня исподтишка. Я прекрасно вас знаю, вы даже не способны на обдуманные действия, вы сами попадаетесь на собственное плутовство.

Ксавьер усмехнулась.

– Легко возводить впустую такие прекрасные конструкции. В ту ночь я вовсе не была такой пылкой, как вы говорите, а с другой стороны, я не испытывала к вам ненависти. – Она с большей уверенностью взглянула на Пьера, должно быть, ей стало казаться, что его утверждения не имеют под собой никаких фактов. – Это вы придумали, что я вас ненавижу, поскольку вы всегда выбираете самое скверное толкование.

– Я говорю не впустую, – сказал Пьер тоном, в котором сквозила угроза. – Я говорю то, что знаю. Вы меня ненавидели, не имея смелости так думать в моем присутствии; как только вы со мной расстались, от злости на свою слабость вы сразу же стали искать отмщения, но в своей трусости вы опять-таки были способны лишь на тайное отмщение.