Гостья

– Конечно, я на вас не сержусь, – ровным голосом произнесла Франсуаза.

А на кого она сердилась? Она испытывала болезненное чувство, будто ее против воли рвут на части. Было уже шесть часов, но о том, чтобы уйти, и речи быть не могло.

– Не воспринимайте все так трагически, – сказал Пьер, – поговорим спокойно.

Было в нем нечто внушающее доверие, такое основательное, что Ксавьер немного успокоилась. Она смотрела на него с какой-то покорностью.

– Чего вам больше всего недостает, – сказал Пьер, – так это какого-нибудь дела.

Ксавьер обескураженно махнула рукой.

– Речь идет не о занятии, чтобы заполнить время; я прекрасно понимаю, что вы слишком требовательны, чтобы удовлетвориться замаскированной пустотой, вы не можете попросту развлекаться. Нужно нечто такое, что по-настоящему придаст смысл вашему существованию.

Без особого удовольствия Франсуаза на лету поймала критику Пьера; она никогда не предлагала Ксавьер ничего, кроме развлечений, она действительно не воспринимала ее серьезно, и теперь через ее голову Пьер искал согласия с Ксавьер.

– Но говорю вам, я ни на что не гожусь, – возразила Ксавьер.

– Но вы ничего и не пытались сделать, – улыбнувшись, заметил Пьер. – У меня есть одна идея.

– Какая? – с любопытством спросила она.

– Почему бы вам не заняться театром?

Ксавьер изумленно раскрыла глаза.

– Театром?

– А почему нет? У вас превосходные физические данные, глубоко осмысленное поведение и игра лица. Это не позволяет утверждать, что у вас есть талант, но все дает возможность на это надеяться.

– Я никогда не смогу, – сказала Ксавьер.

– Вас это не привлекает?

– Напротив, – отвечала Ксавьер, – но это ни к чему не ведет.

– У вас есть восприимчивость и сообразительность, которые не всем даны, – сказал Пьер. – Это большие преимущества. – Он серьезно посмотрел на нее. – Ну что ж! Надо работать, вы будете посещать занятия; два урока я веду сам, а Баен и Рамбер оба на редкость любезны.

В глазах Ксавьер мелькнул проблеск надежды.