Дача на Петергофской дороге,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Стой, стой! — закричал я, повернувшись назад и махая руками к дрожкам.

Чему я так обрадовался, сам не знаю. Впрочем, в юности дружба так пылка и снисходительна, так проста и горяча, что нет места в уме для анализа. Любишь человека сам не знаешь за что; иногда по привычке. Как часто я видел ужасно суровых стариков, делавшихся мягкими и веселыми при одном воспоминании молодости!..

Подбежав к дрожкам и взглянув на толстого господина с красным лицом, смотревшего на меня вопросительно, я сконфузился. Хоть бы одна черта прежнего моего приятеля; даже ноги, висевшие на воздухе, имели вид копыт, так они были толсты. Я попросил извинения, сказав, что ошибся.

— Вы к кому едете? — спросил меня господин в балахоне.

— В село Уткино, — отвечал я.

— Значит, вы желаете видеть Ивана Андреича? — спросил господин в балахоне.

— Да.

— Позвольте узнать вашу фамилию? Я потому спрашиваю, что я сам Иван Андреич, — улыбаясь и приподнимая картуз, сказал господин в балахоне.

В ответ на это я назвал мою фамилию.

Крик радости вырвался из груди господина в балахоне, и он кинулся меня обнимать. Только в эту минуту по звуку голоса я окончательно убедился, что это точно мой приятель. Как бы ни изменился человек в зрелые годы, но голос у него в минуты сильного волнения является прежний.

Мы поцеловались и, надо сознаться, слегка прослезились: потом стали разглядывать друг друга, делая обоюдно не слишком лестные комплименты, чего, впрочем, не замечали.

— Возможно ли так растолстеть, измениться? — говорил я.

— А ты как состарился! Я тебя, право, чуть не за старика принял: сколько морщин на лбу! — вторил мой приятель.

— Право, ни одной морщинки нет путной. Понабрал я их от пустоты жизни, — сказал я.

— Полно, полно! Ведь ты все над книгами коптел.

— Право, не от книг.

— Так небось от жизни! Я помню хорошо тебя. Ты, брат, имел счастливейший характер, все тебе казались добрыми и честными людьми.

Я рассмеялся и ужасно обрадовался, что хоть взгляд на людей не изменился в моем друге.

— А тебе по-прежнему добрые люди кажутся злыми? — сказал я.

— Бог с ними! — оставим их. Садись ко мне на дрожки, я тебя довезу домой, — отвечал мой приятель.