Мистер Морг

— Грустно слышать, что он так отзывается о леди, — сказал Мэтью.

— Да ну? — Фермер вскинул густые каштановые брови. — Вы знаете миссис Таак?

Мэтью потребовалось некоторое время, чтобы это переварить.

— Миссис… Таак?

— Это та, у которой он работает, — так он говорит. У нее свиноферма к северу от Николсбурга. Колбаски эта леди делает.

— Вот как, — сказал Мэтью, стряхивая с жилета невидимую пылинку. — Колбаски, значит.

— Говорят, в Филадельфии на них большой спрос. А для нас, местных, уж больно дорого.

Мэтью слушал, как в кронах деревьев шумит ветер. И вот он услышал, что лопата Башкана перестала скрести по земле. А еще через мгновение земля посыпалась обратно в могилу.

Фермер не смог сказать, как выглядит миссис Таак. Он никогда ее не видел. Скрытная, видимо, дама. О миссис Лавджой он слышал, но и ее никогда не видел. Тоже, наверное, скрытная.

Еще фермер сообщил, что Николсбург находится милях в семи отсюда. Он нечасто ездит в ту сторону, но сегодня утром, направившись на ярмарку скота, доехал почти до Филадельфии.

— Зачем вам понадобился Башкан?

— Да я слышал, что он хороший работник, — сказал Мэтью. — Вот и решил поискать его.

— Не думаю, что он из тех, кого можно найти, — последовал ответ. — Он сам вас находит.

Уже почти совсем стемнело. Мэтью смотрел, как Башкан утрамбовывает землю лопатой: он хорошо делал свою работу, никуда не спешил. Потом Башкан вернулся к повозке, достал оттуда деревянное надгробие и вогнал его в землю, от души ударив по нему два раза киянкой. Убрав инструменты, Башкан отнес один фонарь в церковь, а Мэтью сидел и размышлял, может ли человек достичь когда-либо дна в том зле, которое творит.

Башкан вернулся, катя свою тележку с гробом, на котором стоял фонарь. Он с легкостью втолкнул гроб в повозку сзади. Потом отвез тележку обратно в церковь для следующего раза, а придя назад, открыл крышку и посмотрел в лицо вдове Форд, как будто решая, нельзя ли тут чем-нибудь поживиться. При свете фонаря Мэтью увидел, что неживое, бычье лицо Башкана лишено какого бы то ни было выражения. И даже тени любопытства. Башкан явно был дока в этом деле; его дурные манеры даже позволили ему зевнуть в лицо вдове, прежде чем он захлопнул крышку. Для приличия он прихватил с собой старое, потрепанное серое одеяло и накрыл им гроб. Затем снял перчатки и бросил их вглубь повозки, надел плащ и повесил два фонаря на крючки по обе стороны от сиденья возницы. Лошади, готовые тронуться, громко заржали и стали переступать с ноги на ногу.

Башкан развернул повозку и поехал обратно, к главной дороге. Мэтью вышел из своего укрытия и, стараясь двигаться как можно быстрее и незаметнее, направился через луг к своей лошади. Сев на нее, он посмотрел сквозь деревья, стоявшие на другом краю луга, в сторону дома миссис Лавджой. Света в окнах не было.

Он поворотил лошадь, по мерцанию фонарей приметил повозку Башкана и пустился в погоню, впрочем не торопясь, потому что Башкан сам не спешил попасть в свой пункт назначения.

У Мэтью времени тоже было предостаточно. Он не выпускал фонари из виду и ехал за Башканом под тем же звездным небом, что давешней ночью в лесу смотрело на Ларк, Фейт и Странника. Он продолжал чувствовать себя стрелой Странника, пущенной сквозь тьму сюда. Может быть, ему потребуется время, чтобы попасть в цель, но он в нее попадет. Он продолжал стараться — ради Ларк.

С тех пор как он оказался в Филадельфии, ужасные события в домах Бертона и Линдсеев снились ему в кошмарах каждую ночь. Наверное, еще много ночей он будет просыпаться от них в холодном поту. Так и должно быть: он не может легко забыть то, что там произошло. Это часть его покаяния.

Но одно не давало ему покоя и напоминало о себе и средь бела дня, и в кромешной тьме — стеклянные шарики брата Ларк, которые он видел на столе и на полу в комнате, где произошло убийство, и которые потом катились по полу водяной мельницы. Кто бросил их тогда в окно?