Мистер Морг

В конце ноября, в пятницу, во второй половине дня по адресу: Стоун-стрит, дом семь, курьером был доставлен конверт. На лицевой стороне было указано имя Мэтью, а на обороте стояла печать лорда Корнбери.

— Что за чертово послание? — поинтересовался Грейтхаус, и когда Мэтью сообщил ему, что́ должно быть в конверте, здоровяк сказал: — Наверное, ты должен ему сказать, да?

Мэтью согласился с ним. Он взял плащ, треуголку и уже спустился до середины лестницы, когда Грейтхаус крикнул сверху:

— Настоящего рабовладельца из тебя все равно не вышло бы!

Мэтью присоединился к идущим и едущим по Брод-стрит. День был ясный, теплый для этого времени года, но все уже переоделись в легкие плащи и пальто. Мэтью пошел прямиком в ратушу, поднялся по винтовой лестнице к Маккаггерсовым чердачным владениям и постучал в дверь. Выждал — но ответа не последовало. Он догадывался, где сейчас могут быть Маккаггерс с Зедом: Берри говорила ему, что в это время года, особенно в такие солнечные дни, как этот, нужно пользоваться светом, пока не наступила зима с ее серым мраком. От внимания Мэтью не ускользнуло, что там, где находилась Берри, появлялся и Маккаггерс.

Выйдя из здания ратуши, Мэтью отправился по Уолл-стрит на восток, к гавани. Не ускользнуло от него и то, что в конце этой улицы находится невольничий рынок.

Уже почти неделю он был рабовладельцем. Это оказалось недешевым удовольствием. Макаггерс не стал возражать, так как они условились, что Зед продолжит жить все там же и по мере необходимости будет помогать коронеру. Но главным злодеем оказался Герритт ван Ковенховен, который согласился начать хоть какие-нибудь переговоры о продаже своего драгоценного раба не иначе чем в присутствии своего языкастого адвоката. Когда переговоры начались, речь зашла в первую очередь не о будущем Зеда, а об улице, которую ван Ковенховену было обещано назвать его именем. После того как он убедился, что улицу действительно нанесли на новую карту, — и увидел карту собственными глазами благодаря любезности Маккаггерса, — разговор перешел к прибыли ван Ковенховена на его вложенный капитал.

Когда отскрипели перья, у Мэтью осталось после уплаты долгов всего двадцать три фунта. Дальше нужно было попасть на аудиенцию к лорду Корнбери.

В кабинете Корнбери стояли пухлые кресла, широкий, как целый континент, письменный стол из английского дуба, а с портрета на стене сердито взирала на вошедшего королева Анна. Лорд же глядел на Мэтью скучающими глазами с голубой подводкой и лениво крутил локон высокого светлого парика, пока посетитель излагал свое дело. Излагать дело, обращаясь к мужчине в фиолетовом платье с пышными оборками из голубого кружева на груди, было нелегко. Но когда оно было изложено, Корнбери холодно сообщил Мэтью, что этой историей с Моргом бюро «Герральд» поставило его в неловкое положение перед кузиной королевой. Мэтью может, конечно, считать себя знаменитостью и ошибочно полагать, будто имеет какое-то влияние, но пусть он при выходе отсюда не заденет губой порог.

— С меня десять фунтов, если вы поставите свою подпись в течение недели, — сказал тогда Мэтью. И, вспомнив о своем положении в обществе — что он обычный горожанин, такой же, как все, — добавил: — Ваша светлость.

— Вы что, сэр, не слышите меня? В любом случае такие дела требуют времени. Хоть мы и говорим о личной собственности, нам необходимо учитывать, будет ли это безопасно для города. Этот вопрос должен обсудить городской совет. Собрание олдерменов. Некоторые из них категорически против такого рода вещей. Нет-нет. Это исключено.

Тогда Мэтью, достав из кармана, положил на стол серебряное кольцо с затейливой гравировкой из ларца Морга. И подвинул его через континент к лорду Корнбери.

Оно было взято рукой в фиолетовой перчатке, рассмотрено в свете, льющемся из окна рядом с портретом королевы Анны, и небрежно отложено в сторону.

— Красивенькое, — произнес накрашенный рот, — но у меня таких дюжина.

И тогда Мэтью извлек из кармана ожерелье серовато-голубого жемчуга, действительно ставшее очень красивым после того, как с него смыли грязь.

— Ваша светлость, простите, что спрашиваю, — сказал Мэтью, — но вы не знаете, почем нынче нитка жемчуга?

Лорд Корнбери, понятное дело, знал.

Мэтью нашел Маккаггерса, Зеда и Берри на набережной у рыбного рынка в конце Смит-стрит. К причалу подходили и швартовались небольшие суда и лодки. На мокрые доски выгружались корзины, полные даров моря. У своих тележек стояли засольщики, рыскали в поисках ужина покупатели и кошки.

Вокруг кипела торговля, рыбаки перетаскивали свой улов, а Берри и Зед стоя рисовали черными грифелями на листах больших блокнотов. Поодаль, храбрясь и бодрясь, стоял Маккаггерс, хотя было ясно, что рыбный рынок не принадлежит к числу его любимых мест в городе. Он прикрывал нос платком, пропитанным, как предполагал Мэтью, каким-нибудь ароматическим тонизирующим средством.

Мэтью направился к ним по причалу. Зед первым его увидел. Великан коснулся плеча Берри, она подняла глаза, проследила за взглядом Зеда и улыбнулась, увидев, кто к ним пришел.