Ария смерти

22
18
20
22
24
26
28
30

Она перестала улыбаться, предоставив собеседнице оценить эту шутку. Но та, похоже, не поняла юмора. Если судить по разговору, эта женщина воспринимала каждое ее слово совершенно серьезно и оставалась глуха ко всему, кроме буквального значения слов. С такими лучше не шутить…

– Если мне можно будет переодеться и привести себя в порядок, я подумаю и об уроке, – произнесла Флавия.

– Тогда переодевайтесь, – сказала женщина, взмахнув ножом.

При виде клинка, устремленного ей в лицо, или в грудь, или в живот, – да какая, ради бога, разница? – Флавия застыла. Тело отказывалось ей подчиняться. Певица не могла говорить и едва-едва дышала. Она уставилась в зеркало, не видя ни себя, ни стоящей у двери незнакомки, и уже не в первый раз подумала о важных неоконченных делах, о людях, которых обидела, и о глупостях, из-за которых когда-то так беспокоилась.

– Я сказала, вы можете переодеться, – нелюбезно повторила женщина, и, судя по тону, с ней лучше было не спорить.

Флавия заставила себя встать и направиться в ванную.

– Моя одежда там, – сказала она.

Женщина сделала неуверенный шаг в ее сторону.

– Можете вынести ее сюда.

Это был не вопрос, не просьба – приказ.

Флавия прошла в крошечную ванную и взяла свои брюки-слаксы, свитер и туфли. Высоко вскинув голову, она посмотрела в зеркало, чтобы проверить, если ли у нее шанс быстро повернуться и закрыться изнутри. Но женщина уже стояла в дверном проеме и смотрела на нее, так что с этой идеей пришлось попрощаться. «Так в человеке и подавляют волю, – подумала Флавия. – Сперва ограничивают в мелочах, а потом ему уже не хочется браться за что-то большее».

Удерживая вес тела на правой ноге, незнакомка отодвинулась, давая певице пройти, но спиной все еще загораживая входную дверь. Флавия проследовала мимо нее и швырнула вещи на стул. Закинула руки за спину и нервными пальцами попыталась ухватиться за змейку на платье. Поймала ее, упустила, нащупала снова. Расстегнула до половины. Потом поменяла положение рук и наконец расстегнула змейку сверху донизу. Платье упало на пол, и Флавия сняла ужасно тесные бархатные туфли-лодочки, которые шли в комплекте с ним.

Оставшись в одном белье и избегая глядеть в зеркало, Флавия взяла пару шерстяных синих брюк, которые часто надевала в театр (не то чтобы она верила, что синий отводит дурной глаз, но…). Застегивая сбоку змейку на слаксах, певица опустила голову и сквозь длинные пряди парика, упавшие ей на лицо, посмотрела на женщину. Выражение ее лица заставило Флавию вспомнить монахинь из своего личео. В подобных ситуациях они выглядели так же: наигранная усталость, а под ней – жадное любопытство, очень смущавшее юных учениц.

Не потрудившись избавиться от бутафорской тиары, Флавия стащила с себя парик и швырнула его на стол, затем посмотрелась в зеркало, собираясь снять и резиновую шапочку. Волосы певицы были мокрыми от пота. Она натянула свитер, и как только ее груди оказались прикрыты, ей чуточку полегчало. Флавия надела туфли и завязала шнурки, радуясь тому, что обувь плотно сидит на ноге и у нее резиновая подошва.

Все еще склоняясь над туфлями, певица попрактиковалась в улыбке и подумала, что еще немного – и ее лицо, как и сердце, разорвется от напряжения. Когда губы снова стали ее слушаться, Флавия выпрямилась на стуле и спросила:

– Урок пения нужен вам?

– Да, пожалуйста, – вежливо отозвалась женщина.

Это прозвучало так по-детски, так радостно, что Флавия чуть не закричала от ужаса.

Теперь бы вспомнить, о чем учитель спрашивал ее на первом частном занятии… Память ее не подвела.

– Вы сейчас над чем-нибудь работаете?