– Хочу ею быть, – блеснула глазами девушка. – Но пока не стала. Мне предстоят еще годы и годы занятий… – Вместе с воодушевлением к ней вернулся ее природный голос. Она больше не шептала, пропала нервозность, и тембр раскрылся во всей своей красоте.
– Где вы учитесь? – спросил комиссар издалека, чтобы не упустить момент, когда она сообщит что-то действительно важное.
– В Париже, в консерватории.
– Не тут?
– Нет. У нас сейчас весенние каникулы, несколько недель, и я приехала домой, чтобы позаниматься с папой.
– Он преподает в Венеции?
– В консерватории, на полставки. А еще служит
– В «Ла Фениче», – уточнил Брунетти, как будто в этом городе было полным-полно оперных театров.
– Да.
– Понятно, – сказал комиссар. – И что же, отец одобряет то, чему учат вас французы?
Франческа улыбнулась и, как это часто бывает в юности, стала гораздо симпатичнее.
– Отец всегда меня хвалит, – произнесла она с подобающей моменту скромностью.
– А остальные?
Она хотела было что-то сказать, но передумала.
– Кто же все-таки это был? – поинтересовался Брунетти.
– Синьора Петрелли, – выдохнула девушка, трепеща от волнения, словно ее спросили: «Кто сможет исцелить твою поломанную руку?», а она в ответ: «Святая Мария Спасительница!»
– Как вышло, что она услышала ваше пение?
– Синьора Петрелли как раз шла по коридору к себе в репетиционную, мимо комнаты, где были мы с папой, и…
Глаза девушки закрылись, и послышалось тихое сопение. Комиссар понял, что сегодня утром больше ничего от нее не добьется.
10