– Ты хочешь сказать, потому что боишься?
– Боюсь, нервничаю – разве не одно и то же?
– Нервничает тот, кто хочет играть. Боится тот, кто не хочет.
Так папа открыл мне глаза.
В Риардане я был нервным блевуном. В Уэллпините – напуганным блевуном.
Больше никто в моей команде не был блевуном. Ни нервным, ни напуганным. Но это неважно, мы просто были хорошей командой. Точка.
Проиграв первый матч в Уэллпините, мы выиграли двенадцать подряд. Мы сражали всех наповал, побеждали с двойным отрывом. Своего основного соперника – команду Дэвенпорта – мы побили со счетом 30:3.
Горожане стали сравнивать нас с великими командами Риардана прежних времен. Сравнивать некоторых наших игроков с великими игроками прошлого.
Нашего великана Роджера прозвали новым Джоэлом Ветцелем.
Джеф, разыгрывающий защитник, стал новым Ларри Солидеем-младшим.
Джеймс, малый нападающий, – новым Китом Шульцем.
Но про меня в таком ключе никто не говорил. Наверное, меня трудно было сравнить с игроками прошлого. Я ведь не из города, не родился в нем, так что навсегда останусь чужаком.
И как бы хорошо я ни играл, я навсегда останусь индейцем. А некоторым людям сложно сравнивать индейца с белым. Это не расизм, не совсем расизм. Это… Ну, не знаю, что это.
Я был чем-то другим, чем-то новым. Но надеюсь, лет через двадцать кто-нибудь скажет:
– Только погляди, какой бросок у этого паренька, он так напоминает мне Арнольда Спирита!
Может, это случится. Не знаю. Может индеец стать историческим наследием в городе белых? И вообще, стоит ли подростку переживать по поводу своего наследия?
Божтымой, я, наверно, самовлюбленный эгоист.
Короче, на нашем счету было двенадцать побед и одно поражение, когда настал день повторного матча с Уэллпинитом.
Они приехали на наше поле, так что на сей раз меня не станут сжигать у позорного столба. Вообще-то мои белые фанаты будут болеть за меня, словно я какой-то отважный воин.
Я чувствовал себя одним из этих индейцев-следопытов, которые вели войска Соединенных Штатов против других индейцев.