Виннету. Сын вождя

– Уфф! – обрадовался Виннету и замолчал, что-то обдумывая.

Когда позже я узнал о его мыслях, я был поражен – вряд ли такое могло прийти в голову моим бледнолицым собратьям.

Поднявшись, Виннету сказал:

– Мы возместим ущерб моему брату. Но сначала тебе надо до конца поправиться.

Мы вернулись в пуэбло. Впервые за последние дни мы, четверо белых, провели спокойную ночь. На следующий день Хокенс, Стоун и Паркер торжественно выкурили с апачами трубку мира. Речи лились рекой, особенно усердствовал Сэм. Он то и дело подшучивал, и даже всегда серьезные индейцы тщетно пытались сдерживать приступы смеха. Потом мы удалились, чтобы с мельчайшими подробностями обсудить события прошедших дней. Когда разговор коснулся освобождения Инчу-Чуны и Виннету, Хокенс ни с того ни с сего прочитал мне целую нотацию:

– Вы просто чудовищно коварный человек! От друзей нельзя ничего скрывать, особенно если они столько для вас сделали. Вспомните, кем вы были, когда мы впервые встретились в Сент-Луисе? Не отнесись мы к вам серьезно и с должным пониманием, сидеть вам на прежнем месте. Короче, мы заменили вам отца с матерью, дядю и тетю, носили на руках, кормили лучшими кусками мяса, чтобы вы окрепли телом, отдавали весь свой опыт и мудрость, чтобы вы возмужали духовно. Взамен мы вправе были ждать уважения и почитания, а что получили? Какую благодарность? Похоже, мы слишком много вам позволяли. Я не в состоянии перечислить все ваши выходки, но самым ужасным было то, как вы тайком от нас освободили двух вождей. Этого я никогда вам не прощу и запомню на всю оставшуюся охотничью жизнь! Но послушайте меня! Любовь – дело непонятное и темное, как сама женщина: чем хуже с ней обходишься, тем сильнее она любит. Итак, мы сохраняем вас в наших рядах и наших сердцах и на сей раз, но при условии, что вы одумаетесь и впредь станете умнее. Вот вам моя рука. Вы обещаете исправиться, дорогой сэр?

– Конечно, – ответил я, улыбаясь и пожимая его руку. – Буду брать пример с вас и скоро стану таким, как Сэм Хокенс.

– Гринхорн надумал сравниться с самим Сэмом Хокенсом! Напрасный труд! Шансов примерно столько же, как у земляной лягушки стать оперной дивой. Я бы…

Однако тут с хохотом вмешался Дик Стоун:

– Постой, помолчи, старый болтун! Вы только послушайте, что он тут наговорил! Будь я Шеттерхэнд, не потерпел бы, чтобы меня то и дело обзывали гринхорном!

– Не потерпел бы? Но он и в самом деле гринхорн!

– Чепуха! Кому мы обязаны жизнью? Сто лучших вестменов, вместе со мной и с тобой, не смогли бы сделать того, что он совершил вчера. Он защищает нас, а не мы его, поэтому прекращаем смеяться над парнем! Если бы не он, не сидеть бы тебе, старый болтун, сейчас здесь с поддельными волосами на голове!

– Что ты сказал? Мой парик – это поддельные волосы? А ну-ка, повтори! Это самые настоящие волосы, можешь проверить.

Сэм сдернул парик и протянул его Стоуну.

– Убери! Оставь себе этот скальп! – засмеялся Дик.

– Как ты его назвал? Ну уж от тебя не ожидал! Ты сам как был гринхорном, так им и остался. Дьявол, никто не ценит старика Сэма! Никчемные людишки, я презираю вас и пойду лучше к своей Мэри, посмотрю, как она там.

В сердцах махнув рукой, Хокенс вышел из комнаты.

На следующий день возвратились разведчики, преследовавшие кайова. Они донесли, что последние удалились, не сделав ни одной остановки. Таким образом, напрашивался вывод, что враждебных действий от них пока не ожидалось.

Наступили дни покоя, но для меня это было время, полное деятельности. Сэму, Дику и Уиллу было по нутру гостеприимство апачей, и они очень неплохо отдохнули. Хокенс был ежедневно занят исключительно верховыми прогулками на Мэри, которая, как он сам выразился, обучалась «тонкостям искусства» и привыкала к особенностям его езды.

Валяться на медвежьей шкуре времени не было. Виннету принял меня в свою «индейскую школу». Мы часто совершали далекие поездки, во время которых я должен был упражняться во всем, что касалось войны и охоты. Мы много блуждали по лесам, и благодаря этому я прошел превосходную школу разведчика. Виннету проводил со мной настоящие «полевые занятия». Часто он прятался от меня и давал мне задание разыскать его. Он делал все возможное, чтобы замести следы, а я старался их найти. Как часто скрывался он в густом кустарнике или стоял в водах Рио-Пекос под прикрытием свисающих ветвей, наблюдая, как я его пытаюсь найти! Он обращал внимание на все мои ошибки и показывал, как я должен поступать, что делать и чего избегать. Это было великолепное обучение, в котором он участвовал с такой же охотой, с какой я был его учеником. К тому же ни одна похвала не сорвалась с его уст, как не коснулось моего слуха и то, что мы подразумеваем под «порицанием». Мастер ловкости и проворства, столь необходимых в жизни индейца, он был великолепным мастером преподавания.