Монах и дочь палача. Паутина на пустом черепе

22
18
20
22
24
26
28
30

LXXXIX

Китайского песика, много путешествовавшего со своим хозяином за границей, по возвращении спросили, что показалось ему там самым нелепым.

– Есть страна, – ответил он, – в которой люди без конца говорят о «персидской честности», «персидском мужестве», «персидской верности», «персидской любви к честной игре», и так далее – как будто у персов исключительная монополия на эти универсальные добродетели. Более того, они говорят это с такой слепой верой, с такой непрошибаемо серьезной убежденностью, что просто диву даешься.

– Но ведь мы просили рассказать о чем-то смехотворном, а не удивительном, – запротестовали слушатели.

– Так и есть; смехотворным является название их страны…

– А именно?

– Персия.

XC

Жил да был теленок, который, усомнившись в чистоте молока своей матери, решил переместить свое внимание на насос во дворе.

– Лучше уж чистая вода, – сказал он, – чем еда, которая не является ни рыбой, ни мясом, ни птицей.

Однако, хоть он и следовал своей новой диете очень строго и все время пил воду, он не благоденствовал, как можно было бы ожидать. Чем больше он пил, тем более худым и прозрачным становился, и наконец, когда собственная тень стала для него туманным и нереальным воспоминанием, он раскаялся и попросил вернуть его в комфортное местечко у материнского вымени.

– Ах, мой блудный сын, – сказала корова, склонив рога, словно для того, чтобы позволить теленку поплакать у нее на плече, – мне жаль, что я не могу заколоть упитанного тельца, чтобы отпраздновать твое возвращение, но сделаю, что смогу.

И с этими словами она его убила.

Материнская любовь может вышибить дух из всех прочих добродетелей.

XCI

– Вот, смотри! – торжествующе сказал котенок, кладя вялую мышь к ногам матери-кошки. – Я льщу себя надеждой, что развиваюсь довольно быстро. Грустно даже предположить, что станет с мелкими четвероногими, когда я достигну полной силы и свирепости.

– Долго пришлось с ним возиться? – спросила пожилая кошка, украшавшая собой коврик у камина, и поглядела на котенка с нежной заботой.

– Повозиться? Я еще никогда так не сражался; он вел себя как самый настоящий дикарь!

– Ах ты мой маленький Фальстаф, – сказала кошка-мать, прикрыв глаза и собираясь вздремнуть, – это игрушечная мышь.

XCII