– Знаешь, Уильям, я еще никогда в жизни так сильно не мечтал о корабле; я бы все отдал за корабль – больше, чем за все железные дороги и шлагбаумы, которые только можно раздобыть. Я отдал бы за него больше сотни, тысячи, миллиона долларов! Я бы отдал все, что имею, все мои акции, всего за один маленький корабль!
Чтобы продемонстрировать, как легко он расстался бы со своим богатством, он вытащил рубашку из штанов и избавился от груды дублонов, которые золотым ливнем посыпались к его ногам.
К этому времени приливная волна была уже близко. И
В отчаянии глядя вверх, я начал довольно успешно размышлять обо всех плохих поступках, которые лично совершил, когда увидел на гребне волны бушприт корабля, на котором сидел человек и читал газету! Слава удаче, мы были спасены!
Упав на колени и залившись слезами благодарности, мы снова встали и побежали – подозреваю, что бежали мы так быстро, как только могли, ибо теперь вся передняя часть корабля просматривалась сквозь воду над нашими головами, и корабль в любой момент мог потерять равновесие. Ах, если б мы взяли с собой зонтики!
Я крикнул человеку на бушприте, чтоб он дал нам знать, как подняться наверх. Он на это ответил, что не может нам ничего сообщить, так как у него и так много корреспонденции, да к тому же нет при себе пера и чернил.
Тогда я сказал ему, что нам нужно попасть на борт. Он ответил, что борт мы можем найти на берегу, примерно в трех лигах к югу, там, где сел на мель корабль «Нэнси Таккер».
Эти ответы привели меня в уныние – не столько потому, что человек отказывал нам в помощи, сколько из-за его каламбуров. Однако через некоторое время он все же сложил газету, аккуратно убрал ее в карман, сходил за канатом и бросил его нам как раз в тот момент, когда мы собирались отказаться от борьбы. Сэм прыгнул вперед и поймал его – и канат угодил ему прямо в бок! Этот изверг наверху подвесил к канату крюк для ловли акул – таково его представление о юморе. Но время для обвинений и контробвинений было неподходящее. Я обхватил Сэма за ноги, конец веревки обернули вокруг кабестана, и как только люди на борту выпили немного грога, нас подняли наверх. Уверяю вас, что нам было не очень-то приятно подниматься таким способом – рядом с гладкой вертикальной стеной воды, в которой кругом резвились киты, а рыбы-меч с подчеркнуто вульгарным любопытством тыкали в нас мордами.
Едва мы ступили на палубу и сняли Сэма с крюка, как к нам подошел эконом с блокнотом и ручкой.
– Ваши билеты, джентльмены.
Мы сказали ему, что у нас нет билетов, и он приказал отвезти нас на берег в лодке. Ему объяснили, что при теперешних обстоятельствах это совершенно невозможно, но он ответил, что не имеет никакого отношения к обстоятельствам и ничего о них не знает. Ничто не могло его тронуть, пока на палубу не вышел капитан – очень добросердечный человек – и не сбросил его за борт при помощи запасной стеньги. После этого с нас сняли всю одежду, хорошенько растерли жесткими щетками, перевернули на живот, завернули в одеяла, уложили перед горячей печкой в салоне и влили нам в горло обжигающий бренди. Мы не промокли и не наглотались морской воды, однако корабельный врач сказал, что это необходимое лечение. Подозреваю, что бедняге нечасто выдавалась возможность кого-нибудь оживить; на самом деле он признался, что такого случая, как наш, у него не было ни разу за долгие годы. Даже не знаю, что он сделал бы с нами, если бы мягкосердечный капитан не затолкал его в каюту при помощи завязанного узлом перлиня и не велел нам выйти на палубу.
К этому моменту корабль проплывал над Арикой, и все моряки находились на носу; они сидели на фальшбортах, ели стручковый горох и палили дробью в перепуганных жителей, метавшихся по улицам в сотне футов внизу. Эти безвредные снаряды весело стучали по перевернутым подошвам спешащей толпы; однако мы не нашли в этом никакого развлечения и уже решили пойти на корму и немного порыбачить, но тут корабль сел на мель на вершине холма. Капитан бросил все имевшиеся якоря, и когда вода, закручиваясь в водовороты, вернулась к своему законному уровню, прихватив с собой город за компанию, мы оказались посреди прекрасной сельской местности, однако на некотором удалении от всех морских портов.
С рассветом все собрались на палубе. Сэм прогулялся к корме до нактоуза, небрежно взглянул на компас и удивленно вскрикнул:
– Вот что я вам скажу, капитан, это самый странный каприз природы! Все перевернулось наоборот. Стрелка указывает на юг!
– Ах ты чертов салага! – прорычал шкипер, подойдя и взглянув на компас. – Она указывает прямо на левый борт, а солнце, вон оно, точно впереди!
Сэм обернулся и пристально посмотрел на него с неописуемым презрением во взгляде.
– А кто сказал, что солнце не точно впереди? Вот и видно, сколько вам известно о землетрясениях. Конечно, я не имел в виду только этот континент или только эту Землю; говорю же,
Рассказ об испанской мести
Дон Стегальдо Кровоза был идальго, одним из величайших идальго старой Испании. У него был удобный замок в красивом месте на реке Гвадалквивир – с башнями, зубчатыми стенами и закладной, но поскольку он принадлежал не собственным кредиторам Кровозы, а кредиторам его злейшего врага, который жил в замке, дон Стегальдо предпочитал обитать в лесу. На нем лежало проклятие испанской гордости, которая не позволяет человеку быть обузой тому, кто, возможно, убил всех его родственников и назначил цену за головы членов его семьи. Он поклялся никогда не пользоваться гостеприимством дона Симпозио, даже если ему придется умереть; так что он бродил по романтическим лощинам, и заросли, куда не проникал солнечный свет, были наполнены звуками его гитары. Он вставал утром и мылся в прозрачном ручье, а лучи полуденного солнца заставали его в происках пропитания:
Ему довольно скверно жилось на этом скудном рационе, однако больше всех прочих зол настоящий испанец-бедняк страшится ожирения. В самую темную ночь он лучше поднимется в несусветную рань и ударит лучшего друга ножом в спину, но не позволит себе растолстеть.