– Тёма, где мы? Что я здесь делаю?
Хотел бы он знать, что она здесь делает. Но ему хватило того, что она в порядке, что она вообще жива. Откуда взялась эта дикая мысль, он не знал, но был уверен, что Мира была на волосок от смерти. Или от чего-то куда более страшного.
– Почему я босая?
Она была не только босая, но и полуголая. Артём накинул ей на плечи свою олимпийку, сказал как можно спокойнее, как можно увереннее:
– Наверное, это был приступ лунатизма. Ты спала и во сне пришла сюда.
– А ты? – Его олимпийка была ей велика, и Мирослава куталась в нее, как в плащ.
– А я пришел за тобой.
– Тоже во сне?
– Наяву. – Артёму нравились ее вопросы. Они были обычные, они свидетельствовали о ее нормальности. С собственной ненормальностью ему еще предстояло разобраться. – Увидел, как ты выбираешься из окна…
– И решил выбраться следом? – Она потрогала голову, поморщилась, сказала: – Кожа болит.
Он даже знал, почему, но не стал рассказывать. Как о таком расскажешь, если сам себе не веришь?
– Слушай, – сказал он самым легкомысленным своим тоном, – раз уж ты все равно проснулась, пойдем назад.
Вот только Мирослава всегда поступала по-своему, вот только Мирослава пошла не назад, а вперед, к Свечной башне.
– Ты куда? – Артём поймал ее за руку. Рука была ледяной. Как у покойника, подумалось некстати.
– Дверь открыта, – сказала она шепотом. – Раз уж мы все равно проснулись, давай посмотрим, что там.
– Мы уже видели, что там. На экскурсии. Ты забыла?
– Тёма, – она глянула на него из-под длинной челки, – если не хочешь, можешь идти домой, а я сама.
Это теперь взрослый Фрост понимал, как неловко ей тогда было, что это «иди домой» было защитной реакцией напуганной девчонки. А тогдашний Фрост, то есть Артем, обиделся и разозлился, выпустил ее руку, но домой не ушел.
Он брел следом за Мирославой и думал, какой же он дурак, и как по-идиотски все это выглядит. А еще он боялся, потому что то, что принято называть шестым чувством, криком кричало, что случившееся не просто необычно, а смертельно опасно. Но Мирослава не знала о том, что случилось, не знала про черную тень за своей спиной и про свои вздыбившиеся волосы. Мирославе хотелось заглянуть в башню. Ему тоже хотелось, но при других обстоятельствах. Наверное, потому в Свечную башню он зашел первый, настойчиво и немного грубо оттолкнув Мирославу в сторону.
Внутри было тихо. Но тишина эта была прошита множеством едва различимых звуков: встревоженным курлыканьем голубей под крышей, шелестом крыльев, поскрипыванием досок, шуршанием штукатурки под ногами. Босой Мирославе придется нелегко, но она сама так решила. А потом они услышали звук, которого не должно было быть в этом месте. Что-то булькало и посвистывало, словно бы из порванной велосипедной шины выходил воздух.