…Девочка была мертва. Сначала Мирослава увидела грязные подошвы кроссовок, потом тонкие щиколотки и рваный край джинсов, потом вязаный свитерок, потом узкие ладошки, скрещенные на животе… Нет, не скрещенные! Скрюченные! В этом застывшем действии не было и намека на покой, в нем была агония. Мирослава сделала глубокий вдох, собираясь с силами. Она должна увидеть лицо. Во что бы то ни стало, ей нужно понять, что за ребенок лежит мертвый на берегу.
Лицо было почти невозможно разглядеть. Мирославе показалось, что это какая-то маска. Что-то очень плотное, полупрозрачное – точно силиконовое. Но в любой маске должны быть прорези для глаз. Хотя бы для глаз… А тут не было.
Не надо было подходить. Надо было послушаться Фроста, увести Васю прочь от этого страшного места, вызвать полицию, но Мирославе было важно убедиться в том, что она уже и так знала.
Это была не маска. Лицо девочки покрывал воск. Тонкий слой свечного воска превратил ее из живого человека в мертвую куклу. И через этот воск, как через запотевшее стекло на Мирославу с удивлением смотрели широко открытые голубые глаза.
Она попятилась, зацепилась ногой за какой-то корень, едва не упала. В ушах снова звучала эта проклятая считалка, волосы снова пытались вырваться из пучка и взвиться в воздух как… как пламя свечи.
Мирослава всхлипнула и сложилась пополам. Ей было нечем дышать. Психолог бы нашел объяснение этому состоянию. Она бы тоже нашла, но сейчас она хотела только одного – сделать глоток воздуха. Один маленький глоточек. Но в горло, казалось, залили воск… И в глаза тоже залили, потому что она не могла не только дышать, но и видеть…. Сколько ей осталось до конца?
Раз… Два… Три…
– Эй! – Кто-то обхватил ее за плечи, развернул, затряс, словно она была куклой. Бездушной куклой с восковой маской на лице. – Все в порядке! Слышишь?
– Я не могу… – Она не говорила, а сипела. Наверное, из-за воска в горле. Он уже застывал, и скоро воздуху совсем не останется места. – Дышать…
– Можешь! – Тот, кто тряс Мирославу, знал что-то важное и пытался донести это знание до ее умирающего от гипоксии мозга. – Это паническая атака. Я досчитаю до трех, и ты сделаешь вдох.
Он не понимает…
– Раз!
Он не знает, как опасны бывают считалочки…
– Два!
От считалочек можно умереть…
– Три!
– Нет!
Хриплый крик вырвался из горла, уступая место воздуху. Мирослава глотнула этот воздух, как воду. Глотнула, захлебнулась и закашлялась.
– Вот и умница. А я говорил, что не нужно туда ходить. Ты как?
Теперь, когда Мирослава могла дышать, к ней вернулась и способность видеть. Над ней склонился Фрост. Склонился так низко, что кончики его волос щекотали ее щеку.