– Почему ты не кричишь, мелкая? – Славик, еще молодой, еще не умеющий себя сдерживать, смотрит на нее сверху вниз. – Я сказал – кричи! Ори во все горло!
Он замахивается, бьет Мирославу по щеке, и она кричит. Кричит и открывает глаза…
– Почему ты кричишь, мелкая? – Славик, уже взрослый, уже почти научившийся себя сдерживать, смотрел на нее сверху вниз. – Ты так орала и не хотела просыпаться, что пришлось тебя ударить.
Он и в самом деле ее ударил. И во сне, и наяву.
– Кошмар? – Славик поцеловал ее в щеку, пылающую после оплеухи. – Тебе больно, зая?
– Мне не больно.
За свою нынешнюю взрослую жизнь Мирослава научилась быстро переходить от сна к бодрствованию. Почти так же быстро, как убегать от врагов. Еще бы научиться понимать, где сны, а где воспоминания. Как далеко на самом деле зашел Славик из сна? Как сильно она его боялась в детстве? В том, что она его ненавидела, у Мирославы не было никаких сомнений. Это чувство жило и крепло в ней все эти годы. Но она не помнила достоверно, за что именно она его так сильно ненавидела. За то, что пугал, дергал за волосы и издевался? Они были детьми. Она мелкой, он на четыре года старше. Дети по природе своей бывают жестоки, а потом перерастают, становятся нормальными людьми. Ну, почти нормальными. Вот Славик научился контролировать своих демонов, не делал ничего такого, за что его можно было бы так сильно ненавидеть, а она все равно ненавидела. Ненавидела до такой степени, что терпела вот это все…
У Мирославы был план. Она шла к нему медленно, но верно. Ехала на своем воображаемом танке, мечтая когда-нибудь услышать, как хрустят под его гусеницами кости Славика. Может быть, только Славика. А может и Всеволода Мстиславовича. Она пока не решила, не собрала достаточно доказательств его вины, но отчего-то была уверена, что он тоже виновен. И тот факт, что он с самого начала пекся о ее будущем, казался Мирославе лишним доказательством его вины. Горисветов старший был не из тех людей, которые творят добро просто так. Это она знала точно, выяснила доподлинно за годы знакомства. Но по отношению к ней он добро творил, и это было пугающе странным. Мирославе виделись две причины. Первая – она зачем-то была нужна Горисветову. Вторая – он чего-то боялся и поэтому предпочитал держать ее в поле своего зрения.
Первая причина была хотя бы понятна. Мирослава оказалась весьма полезной инвестицией. Она была умна, смекалиста, легко сходилась с нужными людьми и так же легко умела добиваться желаемого для себя и для босса. Она была настолько удобной и полезной, что Всеволод Мстиславович даже благословил их со Славиком связь. Может быть, надеялся, что Мирослава сумеет обуздать демонов его единственного сына?
Вторая причина была туманнее, но от этого не казалась Мирославе менее вероятной. И с каждым прожитым днем она все сильнее утверждалась в своих подозрениях. Она точно знала стартовую точку всех своих прошлых и нынешних проблем.
Стартовая точка для нее ознаменовалась смертью. Мирослава умерла, но ее вернули. Возвращали долго, с отчаянной и яростной настойчивостью, стоившей ей нескольких сломанных ребер. Вернули, выдернули из мира теней в мир света, но, кажется, она все равно прихватила с собой клочок тьмы. Это было что-то страшное, не позволявшее Мирославе спать. И вот тогда в ее жизнь уверенной походкой вошли мозгоправы!
Первый был тот самый бабушкин знакомый психиатр. К нему Мирославу пару раз в месяц возил дядя Митя. Психиатр был по-своему хорош, но до конца не понимал глубины Мирославиной травмы. И тогда подключился Всеволод Мстиславович. Это ведь он познакомил Мирославу с модным и, как она потом узнала, очень недешевым психологом. Именно он поначалу оплачивал и дорогу в Пермь, и сеансы. Это уже потом Мирослава начала зарабатывать достаточно, чтобы рассчитываться с психологом самостоятельно.
Сеансы помогали. Она научилась не бояться и перестала просыпаться по ночам в холодном поту от приснившегося кошмара. Она научилась архивировать свои чувства, мысли и страхи и прятать их в кладовку с ментальным барахлом. В какой-то момент она начала это делать так хорошо, что напрочь забыла, что там хранится в этих пыльных коробках! Из полного спектра обычных человеческих чувств у нее осталась только тлеющая, но до конца необъяснимая ненависть к Славику.
Психолог объяснял Мирославе, где искать корни этой тихой ненависти. Он объяснял, а Мирослава боялась, как бы то же самое он не объяснял еще и Всеволоду Мстиславовичу. Но, судя по тому, что лояльность и симпатии босса к ней только крепли, психолог высоко ценил врачебную тайну. На самом деле он был хорош во всем, кроме одного. Чтобы разобраться с проблемой окончательно, Мирослава хотела вспомнить, а он заставлял забыть саму причину проблемы. Ей это казалось в корне неправильным. К тому времени она уж прочла не один десяток книг по психологи и даже психиатрии, прошла не один курс по самопознанию.
Курсы она впоследствии сочла бесполезной тратой времени и денег, хотя они тоже кое-чему ее научили. Вот хотя бы коммуникации и контролю. Но больше, чем психолог, для Мирославы не сделал никто. Оставалось лишь убедить его в собственной правоте, оставалось заставить вернуть ей украденные воспоминания. Она была взрослой и она была готова к тому, чтобы узнать правду. И психолог, кажется, тоже уже был готов сдаться, но вот беда – он трагически погиб. Его смерть стала трагедией и для Мирославы тоже. Она потеряла не только консультанта, но и друга. А еще она потеряла надежду. Самые важные воспоминания так и остались пылиться под замком в железной коробке, а Мирослава так и не получила ключ. Наверное, именно поэтому она без колебаний дала свое согласие на работу в Горисветово, принимая из рук Всеволода Мстиславовича тисненую золотом визитку другого не менее дорогого и не менее именитого психолога. Шеф пекся о ней с самого ее детства почти так же сильно, как дядя Митя, но иначе. Его опека выражалась в денежном эквиваленте, по-другому он не умел.
А Мирослава согласилась! Еще не так давно это назначение показалось бы ей падением с Олимпа на грешную землю. Еще не так давно с местом, где прошло все ее детство, у нее ассоциировалось все самое плохое, самое мучительное, все то, от чего она так старательно уезжала на своем воображаемом танке. Но тогда это решение показалось ей единственно верным. Чем ты ближе к эпицентру событий, тем проще взломать чертов замок на ящике с воспоминаниями.
Кто ж знал, с чем придется столкнуться… Если бы знала, то никогда и ни за что! Потому что она не безмозглая дура, а очень здравомыслящая особа. Была здравомыслящая… До тех пор, пока не вздыбилась и не зазомбовела. До тех пор, пока не начала вспоминать…
Вот и сейчас она вспомнила…
– …Почему ты не кричишь, мелкая?
И тычок в спину, прямо между лопаток. И вкус сырой земли на губах, потому что упасть красиво не получилось. Потому что упала лицом в грязь. И не сама упала, а помогли. Вот Славик и помог.