Это если сбросить со счетов ее глюки и потеки воска в ванне на грифоньих лапах! Но мертвая девочка – это не глюк, это страшная реальность, и Мирослава шкурой чувствовала, что имеет к этой реальности самое непосредственное отношение. Да, не к тому она себя готовила, когда дала свое согласие на работу в Горисветово. Дядя Митя прав, у нее были коварные планы, но не такие. Совсем не такие…
Они расстались с дядей Митей, когда сумерки уже наложили свои фиолетовые лапы на усадьбу. Мирослава попыталась уговорить его остаться в Горисветово на ночь, но он отказался.
– Мира, я взрослый, – сказал с невеселой улыбкой. – Мне нечего бояться.
– Я тоже взрослая, – шепотом сказала она, глядя в его растворяющуюся в темноте спину. – Но мне все равно страшно.
Перед тем, как вернуться к себе, Мирослава решила устроить рейд по территории. Похоже, такие рейды скоро войдут у нее в привычку.
На территории царили порядок и благолепие. Даже на стадионе, средоточии вечерней горисветовской жизни, не было ни единой живой души. А периметр патрулировал АЛёшенька. АЛёшенька числился подсобным рабочим и в этом качестве был незаменим, потому что силушку имел богатырскую, а характер безотказный. К сожалению, поговорка «Сила есть – ума не надо» подходила АЛёшеньке как никому другому. Сила у него была, а вот с умом наблюдались проблемы. Или скорее не с умом, а с интеллектом. Легкая степень дебильности – вот какой диагноз поставил бы ему Мирославин психолог. И пусть никого не вводит в заблуждение прилагательное «легкая». Существительное в данном случае куда важнее.
– АЛёшенька! – окликнула Мирослава маячащую впереди крупную фигуру.
От ее окрика фигура замерла, как вкопанная. АЛёшенька Мирославе симпатизировал и в то же время побаивался, поэтому вел с ней себя настороженно. Вот и сейчас он не спешил оборачиваться, стоял, ссутулившись. Мирослава догнала его, обошла, встала напротив. Он был высокий, многим выше ее. Этакий современный вариант АЛёшиПоповича в джинсах и футболке. Он и красив был, как русский богатырь. Вот только интеллект…
– Мирославовна Сергеевна? – В минуты особого душевного волнения он называл ее Мирославовной и от собственной неловкости смущался еще больше, иногда даже начинал дерзить. – А что ты тут делаешь? – И на «ты» с начальством переходил по той же причине. А еще по старой памяти. С АЛёшенькой Мирослава была знакома еще с детства. Как с Галой, Славиком и Валиком Седым.
– Я тут с дозором, – сказала она. – А ты?
– С дозором? – Слово было АЛёшеньке неведомо, но смысл он, кажется, уловил правильно. – А я с проверкой. Охраняю территорию.
– От кого?
– От Хозяйки свечей. – АЛёшенька улыбнулся белозубой улыбкой. У него всегда были очень крепкие зубы. Его столько раз били, а зубам все нипочем…
– От… кого? – Мирослава осторожно потрогала свои стянутые в пучок волосы, не вздыбились ли.
– Хозяйки свечей. – АЛёшенька продолжал улыбаться, вот только улыбка его сделалась зловещей. – Она снова здесь. Раз, два, три, четыре, пять! Я иду искать!
– Ты ее видел?
Мирослава чуть не сказала «тоже видел», но вовремя прикусила язык. На самом деле, лично она не видела никого!
– Нет. – АЛёшенька покачал головой. Напряжение от внезапной встречи с Мирославой уже прошло, и теперь он медленно двигался вперед по дорожке. Мирослава трусила следом. На один АЛёшенькин шаг как раз приходилось два ее. – И это же хорошо.
– Почему? – спросила она.
– Потому что ее не надо видеть, от нее надо прятаться. Ты забыла, что ли?