Она забыла. Оказывается, она так много забыла, что теперь больно вспоминать.
– От нее надо прятаться? – переспросила она.
– Прятки нужны для того, чтобы прятаться, Мирославовна. – АЛёшенька сказал этот таким тоном, что не понять, говорит он серьезно или придуривается.
– Тогда почему ты не прячешься? – Она снова провела рукой по волосам, проверяя, все ли с ними нормально.
– Потому что сейчас не моя очередь. И вообще… – АЛёшенька остановился, всем корпусом развернулся к Мирославе.
– Что? – спросила она сипло.
– Я уже играл в эти прятки.
– Ты играл?
Он улыбнулся, в его светлых, почти прозрачных глазах закручивались воронки.
– Кто не спрятался, тот мертв, – сказал он веселым, но каким-то не своим голосом.
– АЛёшенька, ты жив. – Мирослава хотела тронуть его за плечо, но отдернула руку. Это не ее игра! Она не играет в эти дурацкие пятнашки!
– АЛёшенька жив. – Воронки закручивались все сильнее. – Она нашла меня. Сказала, что я следующий.
– Следующий – кто? – Мирослава уже не хрипела, а шептала сдавленным, едва слышным голосом.
– Светоч. Она сказала, что я следующий светоч. – АЛёшенька перестал улыбаться. – Что это за слово такое смешное, Мирославовна? Что оно означает?
Мирослава задумалась. Это слово за сегодняшний день она слышала уже дважды. Сначала от Василия, а теперь вот от АЛёшеньки.
– В общепризнанном смысле светоч – это факел, светильник. – Она говорила и не узнавала свой голос. – А в иносказательном – божественное существо, источник мудрости.
– Мудрости, – АЛёшенька коротко хохотнул. Все-таки, несмотря ни на что, у него было чувство юмора. Весьма специфическое, но было.
– Ты мне лучше скажи, откуда ты знаешь, что Хозяйка свечей снова играет в прятки, если ты ее не видел? Ты же не видел?
– Я видел его.
– Кого? – Как же с ним бывало иногда тяжело!