– Конечно, смогла бы.
– И не испугалась бы?
– Никогда! – опять соврала я. Не зря я всё-таки стала чемпионкой мира.
Услышав моё признание, пилот включил громкую связь и, взяв в руки микрофон, объявил на весь самолёт:
– Граждане пассажиры! Довожу до вашего сведения, что на борту нашего самолёта находится чемпионка мира по хвастовству Екатерина Гордеева, которая сделала неожиданное признание. Так вот! Спешу вас порадовать известием о том, что мы спасены, граждане пассажиры! Катя рассказала мне, что она, ко всему прочему, является, как и её папа, мастером по прыжкам с парашютом. Катя, вы можете это подтвердить нашим уважаемым пассажирам? – спросил он и передал микрофон мне.
«Назвался груздём, полезай в кузов». Это раз! «Слово не воробей, вылетит, не поймаешь.» Это два! «Типун тебе на язык!» Это три. Стоит ли продолжать пословицы и поговорки, которые приводила мне моя бабушка, пытаясь отучить меня от хвастовства? Может и стоило бы, если бы я вспомнила о них раньше, а не сейчас, когда меня, что называется, припёрли к стенке. Теперь вспоминались другие её слова, которые она говорила мне, когда приходила расплата: «Поздно, Катя, пить боржоми!». И ничего не поздно. У меня во рту от волнения всё пересохло, так что боржоми был бы сейчас очень кстати. Я бы обязательно попросила у лётчика попить, если бы он не держал микрофон у моего рта, требуя немедленного ответа. Делать было нечего, и я сказала, что подтверждаю сказанное пилотом. Громкие аплодисменты, переходящие в овации, а также крики «Ура!», и «Молодец!» раздались в салоне самолёта. Когда они несколько поутихли, пилот вывел меня в салон, и аплодисменты и крики возобновились с новой силой. Я была на вершине счастья. Ещё никто и ни разу в жизни не был так рад моему появлению. Я готова была на всё, чтобы продлить это чувство. Я находилась в каком-то радостном помрачении. Я не опомнилась даже тогда, когда пилот предложил мне показать своё мастерство в прыжках с парашютом, и ответила согласием на его предложение. Бабушкино «Поздно пить боржоми!» стало трезвонить в моей голове только тогда, когда я встала с парашютом за спиной перед открытой дверью самолёта. Протестовать и противиться у меня не было времени. Пилот всунул в мою ладонь железное кольцо со шнуром, уходящим куда-то в ранец с парашютом, сказал: «Дёрнешь за него, и всё будет в порядке.», и, прибавив: «Лети, милая, лети!», подтолкнул меня в открытую дверь. Холодный воздух стал крутить и переворачивать меня в разные стороны, пока я не вспомнила совет пилота и не дёрнула за кольцо. Резкий рывок и одновременный хлопок остановили моё падение. Наступила полнейшая тишина. Я посмотрела в след удаляющемуся самолёту и увидела, как от его хвоста отделилась какая-то тёмная точка и камнем полетела вниз. Я поняла, что это кариатида. Не знаю, по какой причине она это сделала, но то, что нас теперь разделяло гораздо большее расстояние, чем изначально, обрадовало и вселило в меня надежду на то, что я, наконец-то, хоть на какое-то время избавилась от её преследования. Я окончательно успокоилась и стала смотреть на медленно приближающуюся землю. Даже представить себе не могла, насколько прекрасна наша земля, если смотреть на неё с неба. Папа, конечно, рассказывал об этом, да и по телевизору не раз показывали, но ни рассказы папы, ни телевизионные картинки даже отчасти не могли передать ту красоту, которая открылась перед моими глазами. Я наслаждалась этим зрелищем до тех пор, пока не смогла разглядеть то, что находилось подо мной. Открывшаяся картина совсем не обрадовала. Я спускалась на парашюте прямо в болото. Я знала, что, натягивая стропы, можно как-то управлять парашютом, но как это делать на практике, я не имела понятия. Только сейчас на собственном опыте я поняла, насколько велика разница между тем, что ты говоришь, что будто бы умеешь что-то делать, и тем, что ты умеешь делать в действительности. Меня охватила паника. Я была одна и помочь мне было некому. Я знала, что болото – очень опасное место, и, не зная брода, в нём можно утонуть. Я стала кричать что есть мочи, хотя и понимала, что меня никто не услышит. Я кричала от страха и бессилия до тех пор, пока не плюхнулась в зловонную жижу. Я очень боялась болота, не понимая, что мне очень повезло, и, что оно, скорее всего, спасло мне жизнь, так как я даже представить себе не могла, какими были бы последствия моего приземления на твёрдую землю, в лесу или в горах. Итак, мои страхи закончились неожиданно приятным приземлением. Я по грудь погрузилась в теплую дурно пахнущую жижу. Парашют, спускавшийся вслед за мной, под действием ветра отклонился в сторону, вытащил меня из болота, и, протащив несколько метров по его поверхности, сложился и опал. Как только это случилось, я стала опять погружаться в трясину. Не помню как, но я сумела освободиться от парашюта и сбросить с себя парашютный ранец. Я опять погрузилась по грудь в болото, но на этом моё погружение прекратилось и, ощутив под ногами земную твердь, немного успокоилась и попыталась осмотреться. Повернула голову вправо и увидела, что метрах в пяти от меня из болота вынырнула какая-то тварь очень похожая на пиявку, но огромных размеров. Пиявки, которыми лечилась моя бабушка, были раз в сто меньше той, что появилась на поверхности болота. Это чудище, извиваясь всем телом, направилось в мою сторону, но, вдруг остановилось примерно в метре от меня, подняло свою безглазую голову и заорало человеческим голосом: «Полундра! Спасайся, кто может!», и бросилось наутёк. То, что слово «полундра» означает «берегись», я знала из старого фильма о моряках, но не понимала, какое это может иметь отношение ко мне. Я не имела представления, какие живые существа населяют болото, и, не видя их на поверхности, даже не подозревала о их существовании. Моему удивлению не было конца, когда увидела, какое шевеление и бурление началось вокруг меня после крика пиявки. Было такое впечатление, что болото вокруг меня закипело, и граница этого кипения стала расширяться, удаляясь от меня. Даже комары, которые поначалу стали собираться надо мной, превращаясь в целую тучу, после этого возгласа отринули в сторону, и запищали человеческим голосами: «Она заразна! Она заразна! Без Комарища никак не обойтись!». Услышав это обвинение, я почувствовала себя оскорблённой:
– Это я-то заразная? – возмутилась я, и закричала, обращаясь к комарам:
– Да что вы себе позволяете? На себя бы посмотрели! Паразиты! Кровопийцы! – обрушилась на них с обвинениями. Я стала обвинять их во всём, что только приходило в мою голову и никак не могла остановиться. Я не замолчала даже тогда, когда туча комаров раздвинулась и из неё показался огромный комарище, величиной с маленькую птичку колибри. Этот монстр скорее напоминал маленький истребитель, нежели комара. Пожужжав некоторое время, готовясь, видимо, к атаке, он ринулся вперёд. Я замолчала только тогда, когда он вонзился своим длинным жалом в мой язык. Боль была такая, что у меня на мгновение перехватило дыхание. Я до сих пор помню, как он воткнулся в мой язык и, оставив в нём своё жало, мгновенно исчез в туче комаров. Я до сих пор помню это жало, которое качалось на моём языке, как былинка в поле на ветру. «Ах, бабушка-бабуля, как же ты была права!» – вспоминала я сквозь слёзы, вытаскивая жало из моего языка. Вот и пришёл тот типун, о котором она так часто говорила. Не знаете, что такое типун? Это рана на языке, которая появляется в результате травмы или инфекции. У меня же всё было одновременно – и травма, и инфекция. Мой язык так распух, что перестал вмещаться во рту. Я не могла разговаривать и только жалобно скулила, но пожалеть меня было некому, поэтому, как обычно, жалела себя сама, не понимая, почему на меня свалилось столько несчастий. Я продолжала хныкать до тех пор, пока не стало темнеть. Было похоже, что тёмное облако закрыло солнце. Я подняла голову к небу и с ужасом обнаружила, что это не облако, а туча комаров, которые собрались надо мной. Я подумала, что это конец, и сейчас комары меня просто съедят или я умру от их укусов, но ничего этого не случилось. Комариная туча покрыла меня как саваном. Маленькие комарики вцепились в мою одежду и, вытащив меня из болота, подняли в воздух. Насколько им приходилось тяжело, было понятно из тяжёлого жужжания, которое перешло в настоящий гул. Я не понимала, что происходит, поэтому никакой радости от того, что они вытащили меня из болота, не испытывала. «Что они делают?» – подумала я, и неожиданно в моей голове прозвучал ответ: «Мы решили пожертвовать своей жизнью для того, чтобы избавить всех остальных от тебя!» Я поняла, что это комарики таким образом разговаривают со мной. «Зачем же вам жертвовать жизнью? И почему от меня надо избавляться?» – теперь уже осознанно спросила я у комариков. «Ты чемпионка мира по хвастовству, и ты гордишься этим. Хвастовство – это та же самая ложь, которая изменяет и искажает те законы и тот порядок, который установил Господь. Оно очень заразно, поэтому, как только мы избавим от тебя наш дом, мы все погибнем. Мы бы могли вернуться обратно, но среди нас обязательно найдутся такие комары, которые станут, заразившись от тебя, рассказывать о том, как мы несли тебя по воздуху. Сначала будут говорить, что мы сделали это все вместе. Потом начнут уменьшать количество участников, пока не закончат тем, что станут утверждать, что это сделал кто-нибудь один. Сколько будет тех, кто поступит таким образом, мы не знаем. Мы не знаем, кто из нас не выдержит этого испытания и станет хвастуном, поэтому мы решили пожертвовать собой и погибнуть, чтобы не рисковать и не дать хвастовству проникнуть в наш общий дом.» Мне было очень жаль этих комариков, но, как им помочь, я не знала.
Наш полёт продолжался до самого вечера. Как только мы достигли конца болота, комарики бережно опустили меня на твёрдую землю. «Иди, милая, иди!» – сказали мне на прощание комарики. Как только они оставили меня и поднялись в воздух, откуда ни возьмись появилась огромная стая птиц. С комариками было покончено в одно мгновение. Я не понимала, в чём состояла моя вина, но была очень опечалена тем, что мне пришлось увидеть. Я пошла по дороге, которая появлялась под моими ногами, как только я делала очередной шаг. Куда вела эта дорога, я не знала, но почему-то не сомневалась, что идти надо было именно по ней. Я не испытывала до сих пор ни жажды, ни голода, ни холода. Моя одежда вскоре высохла, но жуткий болотный запах остался. Я привыкла к нему, и перестала обращать на него внимание. Я шла по дороге, вспоминая, что со мной случилось и никак не могла понять, почему все, с кем я встречалась, хотели, как можно быстрее, избавиться от меня. Я вспомнила погранпереход и людей, которые провожали меня криками «Беги, милая, беги!»; и пассажиров самолёта, овации которых я принимала с такой радостью, думая, что мне аплодируют, как чемпионке мира; и последние слова пилота «Лети, милая, лети!»; и те слова, которыми меня провожали комарики «Иди, милая, иди!». И, вспомнив всё это, я поняла, что не только люди, но и всё живое, включая саму природу, хотят избавиться от меня. Я вдруг совершенно неожиданно поняла, что виной тому, что меня отталкивали все, с кем я встречалась в жизни, было моё хвастовство. Я поняла, что в том, что со мной происходит, виновата была я сама. Одна! Я вспомнила и пословицы моей любимой бабушки, и наставления моих родителей, к которым я совершенно не прислушивалась и горько заплакала. Я шла и плакала, укоряя и обвиняя себя. И раскаяние моё было так велико, что в небе, покрытом тёмными грозовыми тучами, сверкнула молния и раздался гром. И хлынул сильнейший ливень, который смывал с меня налипшую грязь и тот тошнотворный запах гниения, который исходил от меня. Сколько продолжался этот ливень, я не знаю, но, когда он закончился и тьма расступилась, я обнаружила себя рядом с Домом Кариатид. Я посмотрела на него и увидела, что место, откуда сошла каменная женщина, пожелавшая вылечить меня от хвастовства с помощью крапивы, до сих пор пусто. Я хотела спросить у её подруг, где же она, но тут кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась и увидела ту самую женщину. Прекрасная великанша совсем не казалась каменной. Её лицо озаряла радостная человеческая улыбка, а в правой руке вместо крапивы она держала большой букет прекрасных роз, который протягивала мне. Я взяла эти розы и мне показалось, что я погрузилась в их восхитительный аромат, как во что-то вещественное. Этот запах не исчез даже тогда, когда я проснулась. Я и сейчас его ощущаю, – закончила Катя. Она сидела на стуле, слегка наклонив голову вниз и положив руки на колени, затем приподняла взгляд, посмотрела на собравшихся и добавила:
– А дневник свой я вчера сожгла.
Это признание вызвало почему-то взрыв смеха и комментариев. Было очевидно, что рассказ очень взволновал саму Катю, так как глаза её были полны слёз раскаяния и радости. Было так же очевидно, что он растрогал всех присутствующих, включая и отца Николая, лицо которого светилось радостью. Помолчав некоторое время, он спросил у детей:
– Ну, что ж ребята? Нужно что-нибудь добавлять или разъяснять, или и так всё понятно?
– Понятно! – дружно и радостно ответили дети, и с большим дружелюбием и теплотой посмотрели в сторону рассказчицы. Стало понятно, что с этого момента то отчуждение, которое было между Катей и ребятами, безвозвратно ушло.
– Ну, и прекрасно! Ко всему сказанному нужно добавить только одно очень важное замечание. Кто из вас знает отца лжи? – спросил батюшка. Вопрос заметно смутил ребят, так как ответа на него не знал никто. Поняв это, батюшка пояснил:
– Отец лжи – дьявол! И тот, кто предаётся хвастовству или лжи, вольно или невольно становится его последователем. Для людей ложь стала настолько обыденным явлением, что они, по наущению дьявола, придумали оправдание самим себе, утверждая, что во лжи нет ничего страшного и, что существует даже ложь во спасение. Это утверждение такая же ложь, как и всё, что исходит от дьявола. Не верьте этому! Ложь в любом её проявлении остаётся ложью! Именно с помощью лжи дьявол совратил наших прародителей, Адама и Еву, и они согрешили против Бога. Именно этот грех породил смерть. Поэтому будьте бдительны! Не лгите сами, и рассказывайте своим товарищам о пагубности лжи! Договорились?
– Да! – дружно ответили дети.
– Распорядок дня никто не отменял, – в заключении сказал старец, – поэтому остальные рассказы мы оставим на потом. Отдохнём немного от дел праведных, а с утра и выслушаем всех, сколько бы времени на это не потребовалось. А сейчас давайте-ка ступайте спать, а я пока помолюсь Господу нашему Иисусу Христу, – сказал отец Николай, и все вместе с ним встали.
Старец прекрасно понимал, что необходимо время, чтобы рассказы Васи и Кати оставили хоть какой-то след в памяти детей. И, если бы они продолжили слушать рассказы остальных ребят, то в голове слушателей образовалась бы настоящая каша. Одни события накладывались бы на другие, и не было никакой уверенности в том, что в их памяти останется хоть что-то, что пригодится им в дальнейшей жизни. Лекарство полезно только тогда, когда его принимают в разумных пределах. Именно поэтому отец Николай и отложил дальнейшие слушания на завтра, хотя видел откровенное разочарование тех, кто не успел рассказать свои сны. Витя Верховцев даже спросил у него:
– Батюшка! А что будет, если я до завтра забуду свой путешествие?
Детская хитрость была очевидна, но старец не подал вида, что разгадал её, и совершенно серьёзно ответил Вите: