Наденька вперилась в него просящим пылающим взглядом, опять облизала губы, потом сжала, закусила, и снова провела по ним розовым мокрым язычком оставляя влажно-блестящий след. Провоцировала, звала. Надеялась, он не сдержится, тоже возбудится в ответ на смену ролей, на её нарочитую беззащитнось и невинность, ощутив себя всесильным и всемогущественным, присосётся к её призывно приоткрытому рту страстным поцелуем.
А ему блевануть от неё хотелось. И от этого похотливого трепета под его рукой, судорожно вздымающейся груди, неотрывно пялящихся глаз, горящих желанием. От притворного безропотного смирения, больше похожего на дразнящий вызов зайти ещё дальше – подчинить, смять, овладеть, не жалея, чтобы она корчилась от боли. Но ведь ей именно это и надо. Наверное, если бы он ей действительно по морде съездил, растаяла бы от счастья.
Такой ни к чему ни ласки, ни нежность. Главное, чтобы взяли сразу, со всей силой и страстью, пусть даже по-сухому. Но по-сухому не будет, такая, стоит на неё рявкнуть, уже потечёт. Она и сейчас наверняка уже мокрая, только что по ногам не льётся.
Она ведь реально млела и, чуть выгнувшись, норовила прижаться теснее. Хотя ненависть тоже заводила, и даже отвращение. Липло грязью, затягивало, влекло, выпуская нечто древнее, тайное, зверино-необузданное, что пряталось в глубине каждого и проявлялось только тогда, когда рядом находился, нет, не человек, а вот такое вот – сучка похотливая, желающая обезумевшего от первородного инстинкта кобеля, который хорошенько оттреплет её за холку.
– А ты хочешь, да?
Она опять кивнула, даже несмотря на мешавшую ей руку, по-прежнему сжимающую горло, в который раз провела кончиком языка по губам.
– Очень хочешь?
– Очень.
– А громче.
– Хочу.
Никита убрал руку, и она сразу обмякла, медленно заскользила вниз по стене.
Чего? Коленки ослабли? Мурашек слишком много, не выдержала тяжести? Или…
Прямо сейчас? Здесь?
Она вцепилась пальцами в ремень на его брюках, но почти сразу одна ладонь скользнула ниже, слегка надавливая.
Горячая волна пробежала по позвоночнику, отозвалась внизу живота. Он даже усмирить её не попытался. Пусть Наденька ощутит, порадуется, что он тоже реагирует.
А кто бы тут не среагировал? Иногда и взгляда на первую попавшуюся аппетитно обтянутую скинни-джинсами попку или стройные ножки хватало, чтобы организм откликнулся, не то что откровенного прикосновения. Особенно сейчас, когда из-за Лизы вечно ненасытный, вечно на взводе.
Никита ухватил Наденьку, дёрнул вверх, пока она ещё не успела сползти ниже.
Где угодно, только не здесь.
– Поехали. К тебе.
Будет ей и жёстко, и страстно. Нет проблем. Когда хочется оторваться, напряжение сбросить, на что угодно встанет: и на девочку на обложке, и на такую вот… куклу. Или отыграться за собственную вынужденную покорность, заглушить ощущение полной безнадёги, отомстить там, где можешь оказаться сильнее. Хотя… какая же это месть? Ей же только за счастье будет, если растоптать, унизить. Она и сама готова стелиться.